Хищник

РуНикс

— Блядь, — прошептала она, не зная, что еще сказать, это одно слово идеально описывало всю ситуацию.

— Да уж. Как будто этого было недостаточно, его держали подальше от всех остальных детей в семье, в отдельном крыле, — вспоминала Амара, еще одна слеза катилась по ее щеке, ее хриплый голос дрожал. — В течение дня, когда другие дети ходили в школу за стенами или играли, пока не пришло их время тренироваться, его запирали на территории с частными репетиторами. Лучшие люди Марони тренировали его, пытали, и он не

говорил ни слова. Мама сказала, что иногда слышала его крики, когда уходила в флигель. Все мы в какой-то момент его слышали. Но никогда не слышали его слов. А через некоторое время крики просто прекратились.

Морана закрыла глаза, ярость вливалась в ее кровь, желание убить всех этих людей, необходимость убить всех этих людей, уничтожить их, как они уничтожили ребенка, настолько острой, что у нее заболело сердце.

Она вспомнила глубокие крапчатые шрамы, которые она видела по всему его телу, ожоги на его спине. Сколько из них было нанесено этими людьми? Сколько, когда он был еще мальчиком? Сколько людей довели его до грани смерти? На грани безумия?

Слеза скатилась по ее щеке, слеза боли, гнева, сострадания, прежде чем она смогла остановить ее. Она позволила скатиться, глубоко вздохнув, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце. Она открыла глаза.

— Продолжай.

Амара мягко вздохнула, на ее лице застыло раскаяние.

— Я никогда не прощу себе, что игнорировала его тогда. Я знаю, что была всего лишь ребенком, но даже тогда я знала, что этого не должно было происходить. Я знала, что это

неправильно. И все же абсолютно ничего не сделала, чтобы помочь ему, никоим образом. И иногда мне интересно, может, доброе слово, самоотверженный жест, рука дружбы сделали его жизнь немного лучше...

Морана ничего на это не ответила. Она не могла. Не с гневом, который она чувствовала.

Амара сглотнула, очевидно, борясь с чем-то, прежде чем втянуть воздух и продолжить.

— Я видела его на территории в течение многих лет. Я бродила по дому, играла с другими детьми, не проходящими обучение, или помогала маме, и мельком видела его на протяжении многих лет.

Потерев рукой обескровленное лицо, она продолжила.

— Он всегда был в синяках. Иногда прихрамывал. Иногда едва мог ходить. И даже тогда никто не осмелился пожалеть его или поговорить с ним. Через несколько лет стало ясно, что он смертельный. Его молчание еще больше усилило это. Люди в семье избегали его из-за того, что он был чужаком, а люди снаружи избегали его за то, что он был внутри. Он не принадлежал никому. И хотя с ним никто не связывался, с ним тоже никто не разговаривал.

— Ч-что случилось потом? — Морана заикалась, с трудом выговаривая слова, ее сердце сжималось для мальчика, которым он был, желая, чтобы она не знала его тогда.

Она

тоже была такой одинокой, когда росла, в окружении людей, и ей не с кем было поговорить. Может, она могла бы протянуть руку товарищества, как бы сюрреалистично это ни было. Может, они могли бы помочь друг другу почувствовать себя менее одинокими. Может быть...

Амара слегка улыбнулась, прерывая мысли Мораны, все ее лицо смягчилось.

— Данте случился.

Морана нахмурилась, не понимая. Амара покачала головой, мягко усмехаясь, ее красивые

глаза заблестели.

— Несколько лет спустя Мистер Марони начал обучение Данте с теми же людьми, которые тренировали Тристана в течение многих лет. Иногда они оба тренировались в одном месте. Уже шли разговоры о том, что Тристан возглавит семью, когда вырастет, и Данте был очевидным наследником, старшим сыном и всем остальным. Не помогло и то, что Тристан почти никого не узнавал, а тем более ни с кем не разговаривал. Данте пытался поговорить с ним, а Тристан так быстро его отталкивал... он был таким со всеми. Говорил только тогда, когда к нему обращались, и большую часть времени даже тогда. Данте не привык не добиваться своего. Это создало между ними большую напряженность.

Она могла представить.

— Однажды ночью после тренировки Данте ударил его. Попал в лицо Тристану. Тристан попытался уйти, и Данте ударил его. Тристан сломал челюсть.

Амара остановилась.

— Он сломал челюсть старшему сыну Лоренцо Марони боссу Наряда Тенебры.

Морана почувствовала, как ее глаза расширились, из-за чего у нее перехватило дыхание, по спине пробежала дрожь. Ветер кружился вокруг них, принося им на колени

упавшие листья.

— Его наказали? — шепотом спросила она, боясь ответа.

Ответный смешок Амары удивил ее, когда она снова покачала головой.

— Мистер Марони позвал всех в особняк. Весь персонал тоже был и спокойно наблюдал. В любом случае, он создал большую сцену, требуя виновного, требуя, чтобы он сломал челюсть его сыну. Он воспринял это как удар по своей чести или что-то в этом роде.

Морана наклонилась вперед, ее дыхание участилось.

— Затем?

Эта маленькая улыбка на лице Амары осталась.

— Данте никогда не заговаривал и даже не смотрел в сторону Тристана, он уже ненавидел своего отца. Но Тристан тоже. Помню, как я была ошеломлена, когда Тристан без колебаний выступил вперед. В этом мальчике не было страха. Вовсе. Я имею в виду, я видела, как взрослые мужчины съеживались перед ним и Лоренцо Марони... в любом случае, Марони пытался скрытно угрожать ему...