Хищник
Шрифт:
Это была его слабость. Он хотел ее, и он сделал это очевидным. Он хотел ее, и по этой причине она была еще жива. Он хотел ее, и именно поэтому защищал ее, укрывал, спасал ее, раз за разом, от ее собственного отца. Это желание было его слабостью. И перед ней стояло два выбора: она могла использовать эту слабость и бороться с ним, чтобы обратить его, или она могла обнажить собственное горло и поверить в него, в свою веру в него, чтобы не вырвать его.
Каждый инстинкт выживания, который она оттачивала годами, возмутился при мысли о втором варианте.
Она убила двоих мужчин своего отца. Она убила в ярости и мести, которые испытывала двадцать минут за свою машину. Он таил в себе эту ярость двадцать лет. Боже, это беспорядок. И она даже не позволяла себе думать о своем отце или Лоренцо «Мудаке» Марони и обо всей этой ерунде с Альянсом. Ее мозг не мог выдержать так много вместе.
Глубоко вздохнув, она взглянула на уже темное небо, когда над головой громко пролетел еще один полет, облака стали совершенно серыми на черном фоне ночи. Ей что-то нужно. Если она собиралась раскрыть свою слабость, свою уязвимость, ей нужно было что-нибудь, хоть что-нибудь, чтобы сказать, что это не самая страшная ошибка в ее жизни. Все, что могло бы сказать ей, что все, что она пережила до сих пор, не было манипулятивным с его стороны и не было истолковано ею в ее голове.
Шум у входных ворот внезапно проскользнул сквозь пустую тишину. Морана замерла. Было поздно, позже, чем она думала. С колотящимся сердцем она тихонько приставила пистолет к себе, заставляя руки перестать дрожать.
Она не сможет принять любое решение, если умрет. И она не могла умереть вот так, ни после попытки отца , ни после того, как узнала правду, ни после двадцати лет, которые Тристан Кейн провел в стремлении всё завершить.
Капли дождя тяжело цеплялись за облака, на ветру громко трескались молнии. Морана чувствовала это в воздухе, сильный дождь, в который утонет ее боль сегодня вечером.
Было уже темно, солнце задушило ночь за горизонтом, и она поняла, насколько она замкнута. Встав так тихо, как только могла, ветер холодил ее голые руки, Морана быстро вышла из-за надгробия и присела, направляясь к месту взрыва у ворот, откуда исходил шум. Оставаясь в тени, благодарная грязи, которая не давала ее ботинкам шуметь, благодарная облакам, которые скрывали луну и обеспечивали укрытие, она ползла вперед, ее собственные глаза привыкли к темноте за очками, позволяя ей видеть в основном ясно.
Наконец, зайдя за дерево с прекрасным видом на ворота, Морана прижалась к нему, слегка наклонившись наружу, ровно настолько, чтобы она могла видеть, что происходит. Двое коренастых мужчин в костюмах рылись в взорванной ею машине, явно люди ее отца. У одного был прижат телефон к уху, в то время как
Держа пистолет наготове, Морана оставалась на месте и наблюдала. А потом ее сердце остановилось. Он был здесь. Каким-то образом он нашел ее место.
Ее удивление длилось всего мгновение, ее сердце было тяжело от знаний, которых у нее не было раньше. Амара была права. Знание правды изменит ситуацию для нее, но не для него, ей придется сделать это самой. Сердце бешено колотилось, ее тело остро ощущало это так, будто это было только в его присутствии, чувства бдительны, Морана смотрела, как он плавно выходит из черного внедорожника, на котором обычно ездил, его тело было заключено в костюм, а его обычный открытый воротник был закрыт тёмным галстуком. Его одежда говорила ей, что он был в важном месте, где-то далеко, и приехал прямо сюда. Зачем?
Двое мужчин подняли руки и направили на него оружие. Он выстрелил одному в колено еще до того, как закрылась дверь машины. Мужчина упал на землю, крича от боли, когда его партнер прицелился прямо.
Морана даже не вздрогнула. Она достаточно видела его в действии, чтобы знать, что он не получит ни единой царапины. Захлопнув за собой дверь, он медленно двинулся вперед, все его тело было напряженным, подвижным, плавным в неторопливых движениях, вспышка света давала ему смертельное сияние, прежде чем окутать его черным. И затем его голос, этот голос виски и греха, заговорил в смерти.
— Где она?
Тишина.
Ее сердце начало хаотично колотиться, громыхая в груди. Без сознательной мысли Морана вжалась глубже в кору дерева, крепко держась за нее пальцами, пока ее суставы не побелели, а глаза не приковывались к человеку, который сегодня решит, будет ли он ее жизнью или ее смертью.
У нее перехватило горло, ей внезапно захотелось позвать его. Она подавила это желание.
Неповрежденный мужчина ее отца не сказал ни слова; он просто держал свое оружие наготове.
— Где она?
Он не угрожал. Не хвастался, как многие мужчины. Но в этом не было необходимости. В этих трех словах было столько смерти, что трудно не заметить. Очевидно, так думал и человек ее отца, который хныкал на земле.
— Мы только что приехали. Из-за взрыва, сгорели обе машины. Отпусти, пожалуйста. У нас есть семья.
Морана наблюдала, как он внезапно замер, его глаза впервые обратились к сгоревшим останкам ее машины. На мгновение ничего не двигалось, ни ветер, ни листья, ни люди.
— Где она, черт возьми.
Гром расколол небо; ветер стал хаотичным, заставив его галстук и расстегнутый пиджак хлопать по твердой груди, его рука с пистолетом была направлена прямо на другого человека, неминуемая смерть в его голосе заставила ее вздрогнуть. Но его взгляд оставался на ее машине. Что-то сжалось в ее груди.