Хищник
Шрифт:
своей власти?
Вопросы оставались в ее голове, наряду с воспоминаниями о порезах, которые она видела на теле человека рядом с ней. Она могла ненавидеть его, но уважала силу. И его тело, как она поняла, было больше, чем оружием. Это храм силы. Это хранитель сказок — рассказов о его выживании, о вещах, которые она даже не могла понять в этом уродливом, некрасивом мире.
Морана подумала об Амаре, о пытках, которым она сопротивлялась и выживала в течение нескольких дней
никогда не насиловали, как многих других женщины в их мире. И она задавалась вопросом, почему. Это из-за ее отца? Или по какой-то другой причине?
— Моя сестра любила дождь.
Тихо произнесенные слова в этом хриплом, резком голосе виски и греха прорвались сквозь ее мысли.
А затем слова проникли в нее, ошеломляя ее. Не только потому, что он поделился с ней чем-то в высшей степени личным, но и из-за глубокой, глубокой любви, которую она слышала в его тоне.
Она не думала, что он способен на любовь, которую она слышала в его голосе, ни к кому. И это ее ошеломило. Морана не повернулась, чтобы взглянуть на него, даже не посмотрела на него, как и он на нее, но ее руки прижались к стеклу, удивление охватило ее от его слов, даже если это смутило ее.
Она сглотнула, ее сердце сильнее забилось.
— Я не знала, что у тебя есть сестра, — сказала она тем же мягким тоном, не отводя взгляда.
Тишина.
— Я больше не знаю этого.
И ровный тон вернулся. Но Морана этому не поверила. Она слышала это тепло, слышала любовь. Даже он не мог так быстро вернуться в этот отстраненный режим. Но по какой-то причине она его не называла.
Они сидели в полной темноте, глядя на небо, город и море, смотря на быстрые капли, падающие синхронно с сердцебиением, тишина между ними не была густой, но и не хрупкой. Просто тишина. Она не знала, что с этим делать.
Ее рот открылся прежде, чем она смогла об этом подумать.
— Моя мама любила дождь.
Пауза.
— Я думал, у тебя есть мать.
Знакомый узел перехватил ее горло.
— Я тоже больше не знаю этого.
Она почувствовала, как он взглянул на нее, и повернула голову, ее глаза встретились с глубоким, глубоким синим. Что-то темное снова мелькнуло в его глазах, и он перевёл взгляд в сторону.
Морана сглотнула.
—
Он сидел там, не напрягаясь, не глядя на нее, его взгляд смотрел наружу. Тишина.
— Данте был прав. Я могла бы быть там в безопасности и в комфорте, — тихо сказала она ему.
— Ты здесь в безопасности и комфорте, — сказал он ей столь же тихим голосом, слова полны смысла. — На сегодня.
— На сегодня.
Морана снова посмотрела в окно, увидела дождь, услышала, как он хлопает по стеклу, когда она сидела в футе от него. Они сидели в этой кромешной тьме, поддерживая своего рода безмолвное перемирие, которое, как она знала,
прекратится с восходом солнца, безмолвное перемирие, которое они никогда не признают при свете дня, украденный темный момент у стеклянной стены, который она запомнит, но никогда не скажет.
Она запомнила это, потому что в этот момент что-то внутри нее изменилось. Совершенно изменилось, потому что в этот момент враг, человек, который ненавидел ее больше всего на свете, сделал то, что никто никогда не делал. В тот момент человек, заявивший о ее смерти, дал ей представление о жизни, сделав то, что он, вероятно, даже не осознавал. В тот момент враг сделал то, что никто даже не пытался сделать для нее.
Он заставил ее почувствовать себя немного менее одинокой. Момент закончится, когда выйдет солнце.
Но в этот момент тишины что-то внутри нее за пределами ее собственного понимания, хотя она и ненавидела его, изменилось.
Глава 9
Поворот
Ее тяготила нерешительность, когда дело касалось ее собственных эмоций.
Ее отец больше не звонил. Ни разу.
Морана не знала, почему это ее беспокоило, но по какой-то причине она не могла избавиться от ощущения, что что-то должно произойти. То, что ей ни в коем случае не понравится. В любом случае она бы не стала, если бы это делал ее отец.
Глубоко вздохнув и отбросив эти мысли на потом, она открыла дверь в гостевую спальню и вошла в пентхаус.
После предыдущей ночи, будь она обычной девушкой в любом другом мире, она бы не знала, чего ожидать. Но ее нормальность была нестандартной, и именно поэтому она знала, чего ожидать.
Она вышла из гостевой спальни, зная, что в пентхаусе она одна. Он ушел, как только рассвело, и она тоже, отступив в гостиную на остаток ночи, несколько часов назад.