Хищник
Шрифт:
– Поехали сегодня со мной, детка. Будешь потом чувствовать это весь следующий месяц.
Все засмеялись. Чертов ублюдок. Сейчас она трахала другого мерзавца, так что у нее был плотный график. Тристан Кейн никак не отреагировал, просто подтолкнул к ней пистолет.
Шесть выстрелов. Шесть вопросов. Ей остался всего один вопрос.
Морана обдумывала его с минуту, а потом тщательно сформулировала.
– Что именно привело к распаду Альянса?
Ей стоило знать, что он не станет отвечать, если не захочет.
– Две стороны разошлись во мнениях, но не хотели развязывать войну. Альянсу пришел конец.
Морана
Остался последний патрон. Последний вопрос. И что-то подсказывало ей, что он своего не упустит.
Сердце ее забилось с бешеной скоростью, когда он впервые взял пистолет в руку, откинулся на спинку кресла, совершенно расслабленный, но готовый в любой момент начать действовать, и направил его ей в грудь.
Стало очевидно, что он намерен выстрелить ей в самое сердце, если ему не понравится ответ.
Морана сжала дрожащие руки, стиснула челюсти и посмотрела в его голубые глаза.
– Что тебе известно о моем прошлом и Альянсе?
Морана почувствовала, как сдавило горло.
Она знала.
Господи, она знала.
Знала, что его сестра была в числе пропавших девочек.
Морана выяснила это довольно быстро, когда взялась изучать материалы. Это случилось двадцать два года назад, а значит, ему тогда было восемь лет. Однако она не понимала, какое это имело отношение к Альянсу.
Но когда Морана посмотрела на него, посмотрела на собравшихся мужчин – все старше него, все его боялись, все уважали, Хищника в мире, где репутация важнее жизни, хотя никто из них ничего не знал о Тристане Кейне, – ее сердце сжалось. Той дождливой ночью он поделился с ней воспоминанием о своей сестре. Поделился им по собственной воле той ночью, когда они были одни: одинокий мужчина и одинокая женщина, с которой он заключил перемирие, которой дал передышку на несколько часов.
Тристан Кейн нацелил пистолет ей в сердце все с тем же жестким и холодным взглядом, но Морана знала: она не сможет умереть с мыслью о том, что предала свое единственное прекрасное и яркое воспоминание. Тогда он подарил ей нечто невероятное, за что ее душа наполнилась безмерной благодарностью, и Морана не могла уничтожить это в собственных эгоистичных целях, не могла отплатить ему предательством за то недолгое перемирие, на какое он пошел вопреки своей ненависти.
Он зажег для нее маленький огонек. Она не могла его потушить.
Сердце сжалось от страха, когда она приняла решение. Морана затаила дыхание, закрыла глаза и решила промолчать.
Тишина.
Наступила полнейшая тишина.
Она не слышала ни звука, кроме стука крови в ушах. Не видела ничего, кроме темноты под закрытыми веками.
Морана чувствовала, что все присутствующие в комнате затаили дыхание и ждали, когда пуля пронзит ее сердце. Чувствовала, как кровь пульсирует во всем теле. В этот миг встречи со смертью – смертью, о которой она размышляла всего несколько дней назад, Морана осознала, что не хотела умирать. Она не хотела умирать, ведь впервые в жизни начала жить по-настоящему, и все благодаря мужчине, который направил пистолет ей в грудь.
Сердце
Она ждала.
Вдох.
Второй.
Еще один.
Внезапный громкий хлопок заставил ее вздрогнуть…
Сердце замерло…
…а потом с громким вдохом она резко распахнула глаза. Стиснула зубы, когда правую руку обожгло огнем, языки пламени коснулись кожи, и ее пронзила мучительная боль.
Морана увидела, как кровь пропитывает ткань платья, но не над грудью, как ожидалось, а на внешней стороне руки.
Он выстрелил ей в руку по касательной. Прямо там, где виднелся синяк.
Пуля даже не попала в нее. Осталась всего лишь царапина.
Тристан Кейн не убил ее. Даже не нанес серьезную рану.
Морана порывисто посмотрела ему в глаза и увидела в них что-то совершенно недосягаемое. Его взгляд был напряжен и наполнен каким-то непостижимым для нее чувством. Она распознала в его глазах злость, ненависть, но было в них что-то еще, что-то невероятно живое, что-то незнакомое ей. Оно вибрировало между ними, заставляя Морану осознать, что он всецело себя контролировал, но потом плотину внезапно прорвало.
Его голубые глаза, свирепые в своей непостижимости, захватили ее в ловушку. И пока Морана смотрела в них, не отводя взгляда, у нее перехватило дыхание, и ее наполнило полнейшее неверие, потому что он целился ей в грудь. По правилам игры нужно было ответить или умереть. Но вот она отделалась простой царапиной на покрытой синяками руке.
Любой из мужчин убил бы ее, потому что они играли по правилам. После этого ей не должны позволить уйти отсюда живой.
Но все же она знала, что уйдет. Потому что он решил, что она будет жить. Потому что Тристан Кейн выстрелил в нее, и остальные не могли с этим поспорить.
Они неотрывно смотрели друг другу в глаза через весь стол. Он небрежно держал в руке пистолет, она сжимала кровоточащее предплечье.
Морана должна была разозлиться. Должна была почувствовать себя преданной. Испытывать ненависть.
Она должна была чувствовать облегчение, потому что осталась жива. Должна была дрожать от смертельной опасности. Ощущать неуверенность в том, что будет дальше.
Она должна была, могла испытывать так много чувств…
Но Морана сидела и просто глядела на него после того, как отказалась проронить хоть слово среди этих охотников, чтобы не подрывать его репутацию смертельно опасного хищника, и удивлялась самой себе. Морана не испытывала ни одной из этих эмоций.
Оттого у нее почти возникло желание улыбнуться.
Почти.
Она должна была испытывать много чувств, но ощущала лишь внутреннюю перемену.
Что-то изменилось в тот миг, когда она решила промолчать, а не отвечать на его вопрос, тем самым рискуя жизнью, а Тристан Кейн решил выстрелить ей в руку, а не в сердце, тем самым сохранив ее жизнь. Между ними что-то изменилось, как и в ту ночь, но на этот раз среди толпы смертельно опасных мужчин.
Она чувствовала связь между ними, которую так упорно пыталась отрицать. Чувствовала, как эта связь вращается, становится глубже, крепче и душит каждую тень, которую повстречала в ее сознании, подавляет неуверенность до последней капли.