Хищник
Шрифт:
Ком в горле становился все больше, и перед глазами все поплыло.
Морана закрыла глаза и кивнула.
– Мне нужно… все обдумать. Многое.
– Понимаю. Не буду тебе мешать.
– Только… пока не говори никому об этом, пожалуйста.
– Хорошо.
Вслед за этим тихо произнесенным словом Морана услышала, как шаги Амары звучат все дальше, и осталась на кладбище наедине с мертвецами.
Морана закрыла глаза и откинула голову на камень.
Смерть. Так много смерти.
В ее прошлом. В ее настоящем. И в
Неужели она хотела идти по тому же пути? Зная, что не сделала ничего плохого? Она была всего лишь ребенком. Черт возьми, она даже ничего не помнила!
И все же какая-то ее часть, обосновавшаяся глубоко внутри, осевшая тяжестью в груди и пустившая корни в самом сердце, утопала в боли – в боли за мальчика, которым он был, за мужчину, которым стал, за все, чего лишился.
Прошло двадцать лет.
Как он выжил?
Морана открыла глаза. Она знала. Он выжил благодаря одной только силе воли ради нее.
Она представила все шрамы, которые увидела на его теле, все шрамы, что ей еще предстояло увидеть. Представила его маленьким мальчиком, который потерял все и обретал одну только боль шрам за шрамом, день за днем, год за годом. На протяжении двадцати лет у него не было ничего, абсолютно ничего, кроме того, что он считал ее долгом перед ним.
Ее жизни.
Он жил ради ее жизни. Держался за свою жизнь ради нее. И пусть сердце Мораны обливалось кровью за него, пусть она понимала его, но неужели она правда такого заслуживала? Разве правильно было оставаться с мужчиной, который поклялся однажды забрать свой долг? Неужели она могла жить под гнетом нависшей над ней угрозы?
Не могла.
Морана опустила взгляд на свои перепачканные пальцы и позволила себе быть предельно честной с самой собой. Хватит отпираться. Она позволила себе хорошенько поразмыслить о каждом мгновении, что провела вместе с ним с того первого момента, когда он приставил нож к ее горлу, до последних шести сообщений, в которых он говорил ей, что не верит, будто кому-то под силу справиться с ней против ее воли. Она изменилась всего за каких-то несколько недель. Морана противилась этой перемене, боялась ее, но перемена была неизбежна.
Она изменилась.
Но, раз за разом наблюдая искренность в его глазах – искреннюю страсть, ненависть и даже боль, – Морана не могла поверить, что в нем не произошло перемен. Возможно, мальчик, которым он когда-то был, и хотел забрать ее жизнь, возможно, все еще мысленно держался за этот долг, но мужчина, которым он стал, желал только ее саму.
И в этом заключалась его слабость.
Он хотел ее и ясно дал это понять. Хотел ее, и именно по этой причине она все еще была жива. Он желал ее и поэтому защищал, оберегал и спасал снова и снова от ее же отца.
Это желание являлось его слабостью.
И у Мораны оставалось два варианта: воспользоваться этой слабостью и сразиться с ним, чтобы отвратить его, или подставить собственное
Все инстинкты самосохранения, которые она оттачивала годами, противились одной даже мысли о втором варианте. И все же какой-то тоненький голосок внутри подсказывал, что это единственный выход. За последние несколько недель он всегда действовал, опираясь на ее выбор. Ей придется сделать первый шаг.
Если отбросить все остальное, главное заключалось в том, что Морана была сегодня жива, потому что он решил ее спасти. Она не могла уйти, не дав ему возможности обрести покой. Она была обязана ему своей жизнью. Больше невозможно убегать. Ее жизнь значила для него все. А благодаря ему она и для Мораны снова обрела значение.
Она убила двух людей своего отца. Убила в ярости и из чувства мести, которая бушевала в ней целых двадцать минут, потому что они уничтожили ее машину.
А Тристан Кейн таил эту ярость в себе на протяжении двадцати лет.
Господи, как все запутанно. А Морана еще даже не думала о своем отце или Лоренцо «Ублюдке» Марони и всей этой чертовой неразберихе с Альянсом. Ее разум не мог вынести все это сразу.
Сделав глубокий вдох, Морана посмотрела на потемневшее небо, когда над головой с шумом пролетел еще один самолет. Серые облака повисли на черном ночном небе.
Ей нужен был знак. Если уж Морана вознамерилась показать свою слабость, свою уязвимость, то ей нужно было, чтобы что-то, что угодно, подсказало ей: это не станет худшей ошибкой в ее жизни. Чтобы что-то подтвердило: все, что она испытала с ним, не являлось манипуляцией с его стороны и не было неверно истолковано ею.
Внезапно тишину нарушил шум, раздавшийся у входных ворот. Морана замерла.
Время было уже позднее, более позднее, чем она предполагала.
Сердце забилось быстрее, и Морана тихонько опустила ладонь на лежащий рядом пистолет, стараясь унять дрожь в руках. Она уже не сможет принять никаких решений, если окажется мертва. А она не могла умереть вот так, только не после того, как пережила попытку покушения со стороны отца и узнала правду. Не после того, как Тристан Кейн целых двадцать лет ждал, чтобы положить всему конец.
Капли дождя норовили сорваться с облаков, ветер разнес громкий треск молнии. Морана ощущала его в воздухе – сильный дождь, который захлестнет ее сегодня ночью. Уже стемнело, солнце скрылось за горизонтом с наступлением ночи, и она осознала, насколько одинокой была.
Встав на ноги как можно тише и чувствуя, как холодный ветер обдувает обнаженные руки, Морана быстро вышла из-за надгробного камня. Пригнувшись, она стала пробираться к месту взрыва возле ворот, у которых раздавался шум. Держась в тени и радуясь, что грязь под ногами приглушала звук шагов, а облака застилали луну и давали укрытие, Морана кралась вперед. Глаза привыкли к темноте, позволяя ей видеть более отчетливо.