Хищные твари. Охота начинается

Грей Аяна

А потом рядом с ней что-то разбилось.

Глава 4. Вера и стойкость

Когда Экон подошел к площадке храма Лкоссы, два молодых человека окинули его оценивающими взглядами.

Двадцать семь ступенек, делится на три, хорошее число.

Он занял свое место слева от них, не говоря ни слова, но парень, стоявший рядом с ним, все равно тихо усмехнулся. Он был ростом почти с Экона, с телосложением как у груды булыжников, но его длинное узкое лицо напоминало суриката. Через несколько секунд он кивнул Экону.

– Рад, что ты наконец присоединился к нам, Окоджо, – сказал Шомари.

Экон не ответил. Он не отводил взгляда от входных дверей перед

ними. Они были вырезаны из старинного дерева ироко, непреклонного как сталь. В любую минуту мог прозвучать городской рог-саа, и тогда двери отворятся. И начнется обряд. Он позволил пальцам найти новый ритм.

Раз-два-три. Раз-два-три…

– Так… – На этот раз Шомари для убедительности сильно пихнул Экона локтем в ребра, сбив его со счета. – Где ты был?

– Нам не полагается разговаривать, Менса, – ответил Экон сквозь зубы, надеясь, что назвать парня по фамилии будет достаточно, чтобы до него дошло.

– Дай угадаю. – Взгляд черных глаз Шомари стал жестким. – Ты зарылся в какую-то дыру, читая древнюю чушь, написанную каким-нибудь заросшим грязью стариком. Ну, держу пари, женщины от этого без ума.

– Мать твоя от этого без ума, – буркнул Экон.

Фахим Адебайо, стоявший по другую сторону, хихикнул. Шомари стиснул зубы, словно собираясь ударить в ответ, и на мгновение показалось, что он действительно попробует это сделать, но затем он передумал и просто уставился вперед. Экон едва сдержал ухмылку. Он и Шомари были наследниками видных семейств народа йаба, поэтому они выросли вместе, но это не означало, что они друг другу нравились. За последние месяцы их соперничество, когда-то дружеское, совершенно изменилось. Оно никуда не делось – в от только перестало быть дружеским.

Все трое немного помолчали, а потом Фахим откашлялся. Он не был высоким, как Экон, или крепко сложенным, как Шомари, и его лицо по-прежнему выглядело мягким, из-за чего ему никогда не удавалось произвести по-настоящему серьезное впечатление.

– Как вы думаете, что нас заставят делать? – прошептал он. – В последнем обряде?

Шомари пожал плечами – слишком быстро:

– Без понятия. Мне все равно.

Это была ложь, но Экон не стал уличать его. В глубине души он знал, что у них есть все основания бояться. Всего несколько недель назад они стояли на этих самых ступеньках вместе с еще четырнадцатью парнями-йаба, которые, как и они, всю жизнь мечтали стать Сыновьями Шести. Теперь осталось лишь трое. На самом деле это должно было восхищать его – и слегка пугать, – но Экон никак не мог сосредоточиться. Он стоял перед самым почитаемым местом города, но его мысли по-прежнему блуждали где-то в городских трущобах, вспоминая странные слова той старухи.

Часто они призывают тебя? Меня они тоже иногда зовут. Не знаю точно почему, магия – странная штука, как и все, чего она касается.

Он не знал, что в воспоминаниях об этой встрече больше всего его пугало. Его ужасало, что он услышал папин голос так далеко от джунглей, но, что еще хуже, старуха знала об этом. Она сочувствовала ему и даже сказала, что иногда тоже слышит голоса из джунглей. Как? Откуда она могла знать? Он никогда не рассказывал никому о том, что слышал, когда подходил близко к деревьям, о том, какие ужасы заполняли его память. От одной мысли об этом ладони сделались липкими. Пальцы дрогнули, готовые снова отбивать ритм, но тут его мысли прервала глухая дрожь. В ушах зазвенел металлический рев рога-саа – высоко, на одной из храмовых башен, – сотрясающий его кости с головы до ног. Затем последовала пауза, а потом, словно по команде, – скрип отмеченных временем дверей о камень. Входная дверь храма отворилась, и все трое тут же распрямились, когда кто-то выступил к ним из тени.

Массивный мужчина, одетый

в свободный синий балахон, встретился с ними взглядом. Экон напрягся. По виду отца Олуфеми нельзя было сказать, что он стар, – на его темно-коричневом лице не было ни морщинки, а тонкие черные волосы были тронуты лишь несколькими нитями седины у висков, – но что-то в этом священнослужителе всегда выдавало возраст. Будучи Кухани, он один руководил храмом, главенствовал над братьями ордена и был лидером города – во многих смыслах. Экон ощутил, как меткий орлиный взгляд мужчины оценивающе изучает каждого из них.

– Идемте, – тихо сказал тот.

Сердце Экона заколотилось, как барабан из козлиной кожи, когда они вступили в храм следом за отцом Олуфеми.

Резные каменные стены молитвенного зала подсвечивали десятки белых свечей – примерно сто девяносто две, определил он, – расставленные на вырезанных в стенах полках, которые поднимались до самого куполообразного потолка. Запах горящего сандала все сильнее заполнял воздух с каждым шагом, который они делали в глубь храма следом за отцом Олуфеми, и Экон знал, что этот запах исходит от жертвенных огней, которые служители храма поддерживают постоянно. Это был запах дома. В храме Лкоссы были молитвенные залы, библиотека, кабинеты для занятий, даже общежитие, где могли в свободное от службы время спать претенденты и неженатые Сыны Шести. Храм был великолепным, полным благоговения, не похожим ни на одно другое место в городе. Экон заметил разноцветные стяги, сложенные в плетеные корзины, – через два месяца их предстоит раздать народу. Храм уже готовился к Связыванию, торжеству в честь богов. Пройти инициацию Сынов Шести накануне такого праздника – особая честь.

– Постройтесь. – Отец Олуфеми по-прежнему стоял к ним спиной, но его голос рассек тишину, как плеть. Экон торопливо отступил на положенное место, встав плечом к плечу рядом с остальными претендентами. Он сжал кулаки, чтобы не дать пальцам двигаться. Отец Олуфеми повернулся и снова оценивающе посмотрел на троих.

– Претендент Адебайо, претендент Менса, претендент Окоджо. – Он кивнул каждому из них поочередно. – Вы трое – последние оставшиеся претенденты, которые смогут стать воинами в этом сезоне. Вы близки к тому, чтобы присоединиться к священному братству, союзу вечному и божественному. Есть люди, которые готовы были бы отдать жизнь за то, чтобы стать его частью, и многие уже отдали ее.

Экон сглотнул. Он вспомнил о Мемориальном зале храма – тихом коридоре, на каменных стенах которого был высечен список павших Сынов. Он знал о том, что люди жертвовали жизнью ради этого братства. Имя его отца было в этом списке.

– Вы совершили пять обрядов на священном пути к тому, чтобы стать воинами. Теперь настало время последнего. Если вы справитесь, сегодня вы станете Сынами Шести. Если нет, ваше путешествие закончится. Согласно священному закону, второго шанса пройти обряды у вас не будет и вам будет запрещено о них упоминать.

Экон знал, что следовало бы внимательнее слушать отца Олуфеми, но сейчас это было почти невозможно. Восторг и тревога горячили его кожу, кровь разливалась по венам, быстрая и напряженная, так что стоять на месте становилось все сложнее.

«Вот оно, – подумал он. – Наконец-то все свершится».

Не услышав возражений, отец Олуфеми строго кивнул:

– Что ж, тогда начнем.

Он снова жестом пригласил их следовать за собой в молитвенный зал, а затем повел в один из соседних коридоров. Экон старался идти ровно. Они все дальше уходили во тьму, поворачивая и кружа по коридорам, пока ему не начало казаться, что они заблудились. Последние десять лет жизни он провел здесь, в храме, но теперь не был уверен, что в полной мере представляет себе его план. Через некоторое время они достигли потертой двери, которую освещал единственный настенный факел. Отец Олуфеми открыл дверь и провел их в маленькую комнату без окон. Экон застыл, увидев, что находится в ее центре.