Хивинские походы русской армии

Терентьев Михаил Африканович

Хан обещал прочесть вновь сделанные ему условия и тем заключил аудиенцию. По случаю наступившего магометанского поста агент более не видался с ханом до самого отъезда.

Желая опровергнуть справедливость главного нашего требования относительно подчинения киргизов, хан тайно созвал в Хиву семь преданнейших и почетнейших из них (в том числе и разбойника Юламана Тлянчика), чтобы они лично подтвердили Никифорову, что не считают себя русскими под данными. Этих киргизов собрали в одну из комнат ханского дворца и пригласили агента объясниться с ними в присутствии мехтера, Куш-беги и Диван-беги.

Мехтер, объяснив

цель собрания, просил киргизов объявить агенту, считают ли они себя подданными России и следует ли ей уступить Сыр-Дарью. Первый начал говорить Султан Джангазы (чиклинец); он утверждал, что Россия не займет Сыра потому, что она действует вяло и медленно, как баба,и потому, что Сыр-Дарья слишком далеко от Урала. Затем другой чикинец Рахман-Кул, подтвердив слова Джангазы, прибавил, что Россия ежегодно почти посылает в степь войска для грабежакиргизов и отнимает у них земли, чего бы, конечно, не делала, если бы киргизы были ее подданными. Наконец, баколинец Юсуп Сарымов заключил тем, что киргизы, как магометане, никогда не могли вступить в подданство христианской империи.

Никифоров возражал на это, что, будучи прислан императором для переговоров с ханом, считает неприличным объясниться лично с государственными преступниками, изменниками империи, а потому предоставляет обличение их лживых речей Айтову, говорившему, конечно, по заранее приготовленной агентом программе.

Объяснив историю присяги киргизов на подданство России, сравнив положение киргизов наших с теми, которые зависят от Хивы, и опровергнув религиозное убеждение примером турецкого султана, [29] Айтов перешел затем к объяснениям поочередно с каждым из присутствующих.

29

Пример плохой: против довода о том, что мусульмане не могут подчиняться христианину, приведен пример, что христиане подчиняются мусульманину! Лучше было бы указать на наших казанских татар, на ост-индских подданных Англии и т. п.

— И кто же ныне, — говорил он, — берет на себя отречься от лица всего народа от подданства России? Ты ли, Джангазы? Но ты родился в России, от отца, который был не только подданным ее, а даже в службе императора, достиг звания майора и, только сделавшись преступником, постыдно бежал из Оренбурга от бесчестия и наказания.

В том же духе было сказано Рахман-Кулу, Юламан Тлянчику и Юсупу Сарымову, которым указано на их предков, присягавших в разное время России, указано на их собственное вероломство и измену.

— Слишком долго было бы, — прибавил в заключение Айтов, — обнаруживать клятвопреступничество прочих присутствующих; но молчание их служит лучше моих слов уликою. И вот кто созван теперь, чтобы подтвердить права хивинского хана! Не могу, однако же, скрыть особого презрения своего к двум лицам: к тебе, Каип-Гали, и к товарищу твоему Джангазы. Не стану исчислять тебе вероломства и предательства, заставившие тебя бежать из России; вспомните только, султаны, что предки ваши властвовали в этой Хиве, сидели на престоле того же хана, который вызвал вас ныне на рабское унижение и позорное клятвопреступничество в пользу

незаконных притязаний своих.

Слова эти произвели сильное впечатление на присутствующих, и смущенный мехтер обратился к тляукабакцу Умер-Али, спрашивал его, что должен он сказать о решении собрания хану. Втайне преданный нам Умер-Али отвечал:

— Я и прежде говорил вам, что собрание это бесполезно, что бесславно Хиве, крамольничав против России, теперь, для примирения с нею и сохранения выгод своих, выставлять на жертву киргизов; слова мои оправдались, и позвольте нам, по крайней мере, не оставаться здесь долее.

Так кончилось собрание. Оно произвело весьма невыгодное для хана впечатление на киргизов, из коих многие после совещания старались сблизиться с Никифоровым и приобрести прощение России. [30] Что касается хана, то и после диспута Айтова он нисколько не делался сговорчивее; одно назначение в Хиву постоянного русского агента не встретило с его стороны препятствий, особенно когда он узнал, что должность эту будет исполнять мусульманин Айтов. Хан при этом изъявил только желание иметь и своих поверенных в Астрахани и Оренбурге, для защиты купцов по делам с таможнями, на притеснение которых он нередко жаловался.

30

Один киргиз, прибывший с караваном с Эмбы, спросил у купца Деева: «Правда ли, что русские уступают эту реку Хиве?» Деев отвечал, что не знает; тогда киргиз с бешенством закричал: «Зачем отдаете нашу землю и за кого считаете нас? Разве мы кузнечики, а не русские подданные?»

После долгих совещаний в тайных собраниях у хана решено было наконец не давать Никифорову окончательного ответа, а отправить в Россию своих посланцев с другими, предлагаемыми ханом условиями. Вслед затем последовало всенародное объявление Диван-беги в караван-сарае о том, что хан не хочет слушать ни военного губернатора, ни агента.

После такого решения Никифоров счел за лучшее оставить Хиву, тем более что в последнее время с миссией все равно никто уже не хотел входить в сношения…

Таким образом, договора с Хивою заключить не удалось. Жалеть, однако, об этом нечего, так как Хива не считала никакие договоры ни во что! Тем не менее возложенную начальством на него задачу Никифоров не выполнил…

Прощание хана с агентом было довольно дружелюбно. При этом Никифоров сделал еще одно предложение: послать кого-либо из чиновников ханских в Россию для ознакомления с могуществом империи, ее войском и торговлею, на что Аллакул, однако же, не согласился, ответив: «Когда будем друзьями, то это сделаем».

Отпуская миссию, хан, по правилам восточной вежливости, одарил ее не только вещами, но и деньгами. Так, агенту были присланы в подарок аргамак, седло, парчевой халат и 200 тиллей; Айтову — аргамак, седло, парчевой халат и 150 тиллей, письмоводителю — 30 тиллей, двум топографам, пяти купцам и уряднику — по 10 тиллей, 10 казакам — 5 тиллей каждому и всем по халату. Считая к этому наем верблюдов для обратного следования миссии и кормовые деньги, получим, что все издержки хивинского правительства на содержание ее простирались до 1037 тиллей или до 4000 руб. сер.