Хижина дяди Тома
Шрифт:
Что же касается Тома, то он повторял мысленно любимые места из библии и находил в них утешение и поддержку.
Через некоторое время работорговец вынул из кармана пачку газет и с интересом принялся изучать объявления. Грамотей Гейли был небольшой, и когда ему приходилось читать, он бормотал слова нараспев, точно проверяя, не обманывает ли его зрение. И сейчас он медленно, по слогам, разбирал следующее:
По судебному решению, во вторник, 20 февраля, в городе Вашингтоне, [22]
Агарь – 60 лет;
Джон – 30 лет,
Бен – 21 года;
Саул – 25 лет;
Альберт – 14 лет.
Торги назначены для удовлетворения кредиторов и наследников мистера Джесса Блетчфорда, эсквайра.
22
Вашингтон – город с таким названием есть почти в каждом штате.
– Этих не мешает посмотреть, – сказал Гейли, обращаясь к Тому за неимением других собеседников. – Я, видишь ли, хочу подобрать хорошую партию. У тебя будет приятная компания, Том. Значит, первым долгом поедем в Вашингтон. Я займусь там делами, а тебя на это время отправлю в тюрьму.
Том покорно выслушал это приятное известие и только подумал: «У этих обреченных людей, вероятно, тоже есть жены и дети, и они не меньше меня горюют, разлучившись с ними». Надо сказать также, что брошенные мимоходом слова Гейли о тюрьме никак не могли произвести отрадного впечатления на Тома, который всегда гордился своей честностью. Как бы там ни было, день прошел, и вечер застал Тома и Гейли в Вашингтоне, где они с удобством устроились на ночлег – один в гостинице, другой в тюрьме.
На следующее утро, часам к одиннадцати, у здания суда собралась пестрая толпа. В ожидании торгов люди – каждый сообразно своим вкусам и склонностям – курили, жевали табак, поплевывали направо и налево, бранились, беседовали. Негры, выставленные на продажу, сидели в стороне и негромко переговаривались между собой. Женщина, по имени Агарь, была типичная африканка. Изнурительный труд и болезни, по-видимому, состарили ее прежде времени. Она почти ничего не видела, руки и ноги у нее были скрючены ревматизмом. Рядом с этой старухой стоял ее сын Альберт – смышленый на вид мальчик четырнадцати лет. Он единственный остался от большой когда-то семьи, членов которой одного за другим продали на Юг. Мать цеплялась за сына дрожащими руками и с трепетом взирала на тех, кто подходил осматривать его.
– Не бойся, тетушка Агарь, – сказал ей самый старший из негров. – Я попросил за тебя мистера Томаса, он обещал, если можно будет, продать вас одному хозяину.
– Кто говорит, что я никуда не гожусь? – забормотала старуха, поднимая трясущиеся руки. – Я и стряпухой могу быть, и судомойкой, и прачкой. Почему такую не купить по дешевке? Ты им так и скажи. – И добавила настойчиво: – Так и скажи им.
Гейли протолкался сквозь толпу, подошел к старому негру, открыл ему рот, посмотрел зубы, заставил его встать, выпрямиться, нагнуться и показать мускулатуру. Потом перешел к следующему и проделал то же самое с ним. Наступила очередь мальчика. Гейли ощупал ему руки, осмотрел пальцы и приказал подпрыгнуть, проверяя его силу и ловкость.
– Он без меня не продается, – заволновалась
– На плантациях-то? – сказал Гейли, смерив ее презрительным взглядом. – Как бы не так! – Он отошел в сторону, удовлетворенный осмотром, заломил шляпу набекрень, сунул руки в карманы и, попыхивая сигарой, стал ждать начала торгов.
– Ну, что вы о них скажете? – обратился к нему какой-то человек, видимо, не полагаясь на правильность собственной оценки.
– Я буду торговать тех, что помоложе, да мальчишку, – сказал Гейли и сплюнул.
– Мальчишка и старуха идут вместе.
– Еще чего! Кому нужны эти мощи? Она только даром хлеб будет есть.
– Значит, вы ее не возьмете?
– Нашли дурака! Старуха вся скрюченная, полуслепая, да к тому же, кажется, из ума выжила.
– А некоторые все-таки покупают таких. С виду будто и рухлядь, а на самом деле выносливые, крепкие.
– Нет, – сказал Гейли, – мне такого добра даром не надо.
– Жалко разлучать старуху с сыном: она, кажется, души в нем не чает. Может, ее по дешевке пустят?
– Швыряйтесь деньгами, если у вас есть лишние. Мальчишку можно продать на плантации, а со старухой возиться – благодарю покорно, даже в подарок ее не приму.
– Ох, и будет же она убиваться!
– Это само собой, – спокойно сказал работорговец.
На этом их разговор закончился, так как толпа загудела навстречу аукционисту, суетливому приземистому человечку, деловито пробиравшемуся на свое место. Старая негритянка охнула и обеими руками обхватила сына.
– Не отходи от матери, сынок, держись ко мне поближе, тогда нас продадут вместе.
– Я боюсь, мама, а вдруг не вместе! – сказал мальчик.
– Не может этого быть, сынок. Если нас разлучат, я умру! – вне себя от волнения проговорила старуха.
Аукционист зычным голосом попросил толпу податься назад и объявил о начале торгов. Дело пошло без заминки. Негры продавались один за другим и по хорошим ценам, что свидетельствовало о большом спросе на этот товар. Гейли купил двоих.
– Ну-ка, юнец, – сказал аукционист, дотрагиваясь молоточком до Альберта, – встань, пройдись, покажи себя.
– Поставьте нас вместе… вместе… Будьте так добры, сударь! – забормотала старуха, крепко уцепившись за сына.
– Убирайся! – грубо крикнул аукционист, хватая ее за руку. – Ты пойдешь напоследок. Ну, черномазый, прыгай! – И с этими словами он подтолкнул Альберта к помосту.
Сзади послышался тяжкий стон. Мальчик оглянулся, но останавливаться ему было нельзя, и, смахнув слезы со своих больших черных глаз, он вспрыгнул на помост.
Глядя на его прекрасное, гибкое тело и живое лицо, покупатели стали наперебой набавлять цену. Он испуганно озирался по сторонам, прислушиваясь к выкрикам. Наконец аукционист ударил молоточком. Мальчик достался Гейли. Его столкнули с помоста навстречу новому хозяину. На секунду он остановился и посмотрел на мать, которая, дрожа всем телом, протягивала к нему руки.
– Сударь, купите и меня, богом вас заклинаю… купите! Мне без него не жить!
– У меня тоже долго не протянешь, – сказал Гейли. – Отстань! – и повернулся к ней спиной.