Хлеб Гиганта
Шрифт:
Я плохо рассказываю, будто это и не сказка — но это только конец первого акта — он уходит при свете луны, а она остается и плачет. В опере будут три сцены: зал замка, рыночная площадь и сад под окном принцессы.
— А это не получится слишком дорого — я имею в виду декорации? — спросила Нелл.
— Не знаю — не думал еще — да ладно, надеюсь, это можно решить потом.
Вернона отвлекали эти прозаические уточнения.
— Второй акт начинается на рыночной площади. Там стоит девушка, которая чинит кукол; черные локоны обрамляют ее лицо. Подходит цыган и спрашивает ее, что она делает. Она отвечает, что штопает детские
Я хотел бы рассказать получше — но получается, что я излагаю лишь сюжет, а не детали, я их еще сам не знаю. У меня есть только музыка — а это уже немало — тяжелая пустынная музыка замка, шумная звонкая музыка рынка, и партия принцессы — как в том стихотворении — «ручей, поющий в тишине долины», и партия штопальщицы кукол, и тема деревьев в лесу — она похожа на то, как звучал Лес в «Могучих Братьях», знаешь, так завораживающе, волшебно и немного страшно... Думаю, для нее потребуются специальные инструменты... Ладно, не буду в это углубляться, это уже технические детали, они тебе не интересны.
Итак, на чем я остановился? Ах да — он возвращается в замок, на этот раз великим королем, звеня шпагами, конским снаряжением и блестя драгоценностями. Принцесса в восторге, они собираются пожениться, все идет хорошо. Но день ото дня юноша становится все бледнее, все слабее и печальнее, а если его кто-нибудь спрашивает: «Что случилось?» — он отвечает: «Ничего».
— Так же, как ты в «Могучих Братьях», когда был маленьким? — спросила Нелл с улыбкой.
— Я так отвечал? Не помню. Ну так вот, за день до свадьбы он понимает, что не может больше этого вынести, и сбегает из замка на рыночную площадь, будит старого еврея и говорит, что готов вернуть ему все, что взял, только бы тот отдал обратно шапочку и свирель. Тогда еврей разражается хохотом и бросает юноше под ноги порванную шапочку и сломанную свирель.
Юноша подбирает их и бредет куда глаза глядят — его сердце разбито, земля уходит из-под ног. Он набредает на штопальщицу кукол — она сидит, поджав под себя ноги, и он рассказывает ей, что с ним случилось. Она предлагает ему прилечь отдохнуть, а когда наутро он просыпается, девушка протягивает ему целую шапочку и свирель. Она починила их так, что они стали как новые. Он смеется от радости, а она достает еще одну такую же шапочку и еще одну свирель, и они вместе идут по лесу. И когда над лесом встает солнце, он смотрит на нее и вдруг все вспоминает. И тогда восклицает: «Как же так, ведь это ради любви к тебе я оставил сто лет назад свой трон и свое королевство!» А она отвечает: «Да Но из-за того, что ты побоялся и все-таки спрятал немного золота в подкладке камзола, его сияние ослепило тебя, и мы потеряли друг друга. Но теперь весь мир — наш, и мы будем путешествовать по нему долго и счастливо...»
Вернон остановился. Он повернул вдохновенное лицо к Нелл.
— Конец сказки прекрасен... так прекрасен! Если б я только смог вложить в музыку все то, что я вижу и слышу... Эти двое, в одинаковых зеленых шапочках., играя на свирелях... и лес, и восход солнца..
На его лице замерло исступленно-мечтательное выражение. Казалось, он забыл про Нелл.
Саму Нелл захлестнули
Жены музыкантов были всегда несчастны, она когда-то читала об этом. Она не хотела, чтобы Вернон становился великим композитором. Она хотела, чтобы он побыстрее заработал денег и они смогли жить в «Могучих Братьях». Она мечтала о счастливой, спокойной, нормальной жизни. Любовь — и Вернон...
А это все — эта одержимость — опасно. Она была уверена, что это опасно.
Но она не могла разочаровать Вернона. Она слишком любила его для этого. Поэтому она сказала, пытаясь придать голосу оттенок внимания и заинтересованности:
— Какая необычная сказка! Ты что же, хочешь сказать, что помнишь ее с самого детства?
— Почти. Я вспоминал ее в то утро на реке, как раз перед тем, как увидел тебя, стоящую под деревом. Любимая, ты была так прекрасна — так прекрасна. Ты ведь навсегда останешься такой, правда? Я не вынесу, если нет. Что за ерунду я говорю! А потом, после того вечера в Рейнлеге, чудесного вечера, когда я признался тебе в любви, вся эта музыка хлынула на меня потоком. Я только сказку помнил еще нечетко — всего лишь про башню.
Но мне потрясающе повезло. Я встретил девушку — племянницу больничной сиделки, которая рассказывала мне эту историю. И оказалось, она прекрасно помнит сказку, она помогла мне восстановить ее в памяти. Бывает, что случаются просто сверхъестественные вещи, правда?
— Кто она, эта женщина?
— Она замечательный человек, по-моему. Ужасно милая и необыкновенно умная. Она певица — Джейн Хардинг. Она исполняет партии Электры, и Брунхильды, и Изольды в составе Новой Английской оперы, а на будущий год, возможно, будет петь в Ковент-Гардене. Я познакомился с ней на вечеринке у Себастиана. Я хотел бы и тебя познакомить с ней. Уверен, она тебе страшно понравится.
— Она молода? Сколько ей лет?
— Около тридцати, я думаю. Она производит такое странное впечатление — с одной стороны, она чуть ли не отталкивает тебя, а с другой, ты чувствуешь, что способен добиться в жизни всего. Она относится ко мне очень тепло.
— Надо думать.
Почему она так сказала? Почему она чувствует инстинктивное предубеждение против этой женщины — этой Джейн Хардинг?
Вернон смотрел на Нелл с недоумением.
— Что случилось, родная? Ты так странно это произнесла
— Не знаю, возможно. — Она попробовала засмеяться. — Просто заговорилась, а слово — не воробей.
— Смешно, — сказал Вернон, хмурясь, — где-то я уже слышал это совсем недавно.
— Да масса людей так говорит, — рассмеялась Нелл.
Она помолчала, затем добавила
— Я... Я очень хочу познакомиться с твоей новой подругой, Вернон.
— Я знаю. Я представлю тебя ей. Я ей много рассказывал о тебе.
— Лучше бы не рассказывал. Обо мне, я имею в виду. В конце концов, мы пообещали маме, что никто не должен знать.