Хлеб наемника
Шрифт:
Можно подумать, что я знаю больше других… Ну а что нужно говорить? Что, если нас сразу и с ходу не возьмут «на копье» — сядем в осаду. Ну а сколь долго будем сидеть, зависит не только от сил и средств, но и от терпения. Сколько крепостей сдалось только потому, что их защитники просто устали! И напротив, немало завоевателей уходило не дождавшись совсем чуть-чуть…
Объяснять всем и вся, что меня нанимали защищать город, а по поводу сдачи — это не ко мне, было бы глупо. Посему, напустив на себя важность (лучший способ сделать умный вид, когда ничего
— Господин Артакс, кушать будете? — робко спросила меня Эльза (или — Гертруда?).
Я вяло покачал головой и поднялся наверх, в свой номер. Ута, стелившая постель, пыталась о чем-то спрашивать (кажется, все о том же — как быть и что делать?), но я был уже не в силах отвечать — заснул, едва коснувшись ухом подушки. Снилось что-то нелепое — фрау Ута в свадебной фате, выходившая замуж за Гневко; бургомистр, пытавшийся вручить мне вместо платы голову своего зятя; старина Жак с соломенной короной на голове и, наконец, пламя, пожирающее пригород Ульбурга.
Проснулся я так же, как и заснул, — резко. Прислушался, но шума, которым сопровождался бы штурм, не услышал. Песочных часов или клепсидры в комнате не было, но я и так знал, что нужно вставать. Судя по лучику света, прорывавшемуся сквозь закрытые ставни, — скоро вечер. Однако, проспал почти весь день…
Хозяйка не то караулила под дверью, не то умела читать мысли, но сразу же появилась с кувшином, тазиком и всем прочим, потребным для умывания.
— Если не будете мыться, то в следующий раз будете спать на грязном белье, — мстительно пообещала фрау, вытаскивая из кармана передника бритву.
— Ага… — рассеянно отозвался я, намыливая голову и приступая к процедуре бритья.
Щетина, что на голове, что на щеках, — будь здоров!
— Не ага, а забота о вашей чистоте! — возмутилась Ута. — И не говорите мне, что вы устали! Сами виноваты, что три ночи не спали…
— Как там, на стенах? — поинтересовался я, пропустив мимо ушей тираду о том, что торчать на стенах денно и нощно — глупо, и всегда можно распределить время так, чтобы его хватило на нормальную жизнь…
— На стенах все спокойно, — кротко доложила фрау, устав от воспитательных бесед: — Никто не прибегал и ничего не сообщал. Ваш мальчик накормлен и спит в прихожей.
— Мальчик? Откуда он взялся? — удивился я. — И почему он спит в прихожей?
— Мальчик отрекомендовался Эдуардом, командиром «летучего отряда» и вашим адъютантом. Спал, между прочим, весь день, как и вы. Вначале он хотел лечь в коридоре, у дверей вашей комнаты. Дескать — адъютанту так и положено, но я решила, что в прихожей ему будет удобнее. Идти домой он отказался. Говорит, что там ему нечего делать. Для гостевых комнат Эдуард чересчур грязен, а конюшня занята. К тому же, — усмехнулась женщина, — адъютантам, даже оборванным, не стоит спать там же, где стоит ваш буйный жеребец…
— Буйный? — обиделся я.
— А какой же еще? Ваш гнедой вчера лягнул Августа, пытавшегося вычистить навоз. Теперь старик
— Странно… — хмыкнул я. — Гневко у меня тот еще разбойник, но лягать ни с того ни с сего человека, который пришел сделать полезное дело… Очень странно.
— Может быть, — не стала спорить хозяйка. — Тем не менее я записала на ваш счет десять фартингов. Два — за свинцовые примочки, а остальные за шнапс, которым лечился Август. И вот еще — ваш адъютант вытребовал у меня хлеба и сыра для «прокорма», как он выразился, своих бойцов. Сказал, что вы обещали все оплатить. Вы обещали? — с беспокойством поинтересовалась Ута.
«Ничего я не обещал!» — возмутился я своеволию адъютанта, но, присмотревшись к напряженному виду хозяйки, кивнул:
— Если обещал, оплачу.
— Я уже записала на ваш счет, — с облегчением сказала Ута, подавая мне полотенце. — Сыр и хлеб обошлись вам в талер.
Талер?! Сколько же они сожрали? На талер можно пятерых мужчин накормить. М-да, обзавелся адъютантом… Уши ему накручу, поросенку! Но и есть ребятишкам надо. Надо-то надо, только кормить за свой счет будет накладно. Мальчишки, но жрать горазды. Надо будет поставить «летучий отряд» на довольствие города. Вообще-то — это мой промах. О взрослых-то я позаботился, а вот о мальчишках — забыл. Что делать, никогда в жизни не приходилось заботиться о детях.
— А что у нас на ужин? — поинтересовался я, прислушиваясь к воплям желудка и вспоминая, что не ел со вчерашнего вечера. Или — с позавчерашнего?
Я ожидал, что «либер» фрау скажет: «Артакс, неужели за весь день, пока вы бегали по стенам и сражались, трудно было выкроить время на завтрак, обед и ужин?» С нее станется… Но она только вздохнула, закрывая за собой дверь:
— То, что предназначалось на обед. Сейчас принесу.
На обед, перешедший в ужин, полагался мясной бульон, пирожки с мясом и большая тарелка свинины с фасолью. Проглотив кушанья, я запоздало удивился:
— А почему мясо? Разве у нас не пятница?
— Патер говорит, что, если постный день застал вас в дороге или на войне, допустимы послабления, — ответствовала ревностная прихожанка фрау Ута, внимательно наблюдавшая за тем, как я ем: — Может, что-нибудь еще?
— Ага, — подтвердил я, сграбастав фрау в охапку и запрокидывая ее на кровать…
— Но я совсем не это имела в виду! — возмутилась хозяйка, пытаясь вырваться из моих объятий. — Сегодня же пятница!
— Тебе же сказано, что могут быть послабления, — мурлыкал я, снимая с нее тяжелые башмаки. — А мы с тобой оба на войне!
Честная вдова возмущенно закатила глазки и яростным движением задрала подол до самой груди…
Когда Ута счастливо задремала (видимо, ночью ей тоже было не до сна), я осторожно убрал ее руку со своего плеча и принялся одеваться.
Мышки-норушки — сестренки-служанки — успели привести в порядок мою одежду и обувь, сумев очистить ее от грязи и крови. Даже кираса выглядела празднично. Золой они ее начистили, что ли?