Хлеб наемника
Шрифт:
Всегда был неравнодушен к почестям. Для полного счастья не хватает лишь аплодисментов, лаврового венка и раба, который будет монотонно бубнить: «Помни о смерти!»
Боюсь, недели через две ко мне будут относиться не так радушно. Трактир к тому времени будет заполняться едва ли на треть, и, скорее всего, именно я буду виновен в гибели родных и близких, в недостатке еды, а также в том, что герцог Фалькенштайн вообще стоит около ворот города…
Трактирщик сиял, словно меняла, увидевший мешок цехинов, на которые ему предстояло обменять медь.
— Пожалуйста, господин комендант, проходите! Присаживайтесь. Сейчас подадут ужин и лучшее вино. Все угощение — за счет заведения! Вот, — горделиво обвел он рукой комнату, — такого вы не увидите ни в одном трактире нашего города…
Номер был хорош. Стены отделаны панелями из красного дерева, украшены восточными коврами, а оконное стекло настолько прозрачно, что я не поленился и проверил — а есть ли оно вообще? Пожалуй, подобный кабинет был единственным не только в Ульбурге, но и во всей Швабсонии. Кто бы додумался обустраивать комнату в трактире на манер женского будуара и устанавливать в ней двойные двери?
Видимо, в «угощение» входила и смазливая девица, втащившая поднос с яствами. Девушка поставила поднос на стол и так соблазнительно выгнулась, что шнурки на корсаже стали развязываться сами собой, а я невольно напрягся, ожидая ее дальнейших действий.
К моему огорчению, девушка выпрямила стан, отошла к стене и… поскребла по ней ноготками. Одна из панелей отошла в сторону, а в образовавшееся окно на меня уставился довольный Жак Оглобля:
— Ну как?
— Нет слов… — покачал я головой. — Тебе бы в тайной полиции служить.
— Иногда лучше перестраховаться, — хмыкнул Жак и пояснил: — То, чего другие не знают, тебе не повредит. Народ сейчас думает, что ты с Анхен развлекаешься, — пусть думает. Чужих глаз и ушей вокруг много, но в каждую дырку их не воткнешь… Место тут надежное, проверенное. А при Анхен можно говорить спокойно. Девка хорошая, послушная, а сказать ничего не скажет — немая она от рождения. Ну разве что на передок слаба, так это и хорошо. Анхен это дело без слов понимает…
— Подумаю, — кивнул я.
— А чего тут думать? — удивился Жак. — Я ее сам пробовал — знаю. Давай-ка выпьем.
Посмотрев на поднос, я слегка загрустил — трактирщик из лучших побуждений поставил на поднос две бутылки хорошего вина, но позабыл, а то и вовсе не знал о пристрастиях гостя.
Жак, понявший все без слов, усмехнулся, передал мне кувшин, а сам, вскинув бутылку, как горн, припал к горлышку.
Я налил Анхен вина и чокнулся квасом с недоумевающей девицей. Как хорошо, что девка немая, иначе и ей бы пришлось объяснять — почему же я не пью!
Хотел поговорить с Жаком о лазутчиках, но разговор сам собой перешел на события минувшей ночи.
— Капитан, а зачем зятю бургомистра было предавать? Что бы
— Титул… — задумался я. — Нет, титул он получить не мог. Герцог Фалькенштайн, насколько я знаю, имеет права возводить во дворянство, но титулы он раздавать не вправе. А хоть бы и имел — зачем зятю бургомистра титул?
— Зачем-зачем! — усмехнулся Жак. — Не все же такие как ты, что от титулов в наемники сбегают. А я ведь тот герб хорошо запомнил. Герольду как-то его описал, тот челюсть отвесил, а потом отбарабанил — чей это род и какие титулы.
Я кисло улыбнулся. Помнится, еще во время службы в наемниках кто-то из нашей десятки, нет-нет да и напоминал мне о карете с гербами. Потом мои парни разбрелись, а другие очевидцы — кто где… Но мне и тогда не хотелось, да и сейчас не хочется вспоминать ни о своем титуле, ни о гербе. Да и лишили меня, наверное, всех титулов…
— Щит наемника должен быть гладким… — перебил я Жака, пытавшегося сказать что-то еще: — Давай-ка лучше о деле. Силы у герцога большие?
— Чего мои люди не могли определить, так не могли. Они ж, понимаешь, не солдаты, а воры да убийцы. Но, судя по всему, тысяч пять.
— Вот ведь хренятина какая! — не удержался я. — Пять тысяч… Так они же нас как крыс перебьют!
— Перебьют, — согласился Жак. — Если навалятся в одном месте да ударят, то ополченцы оборону не удержат. Эх, командир, тебе бы на стены да сотен пять наших, «псов войны»…
— Сам уж об этом думал, — грустно признался я.
— Что делать думаешь?
— Что тут думать — всех на стены выгоню. И нищебродов твоих — тоже! Ну, кроме тебя, разумеется. Я твоим жуликам уже и место на стенах присмотрел.
— Я сам пойду. Кто ими командовать-то станет? — спокойно ответил Жак, вытягивая из окошка руку и хватая с моего подноса нетронутую бутылку: — Можно подумать, что ты кого-то другого поставишь?
— Да я в тебе и не сомневался… Встанете возле второй башни. Ну та, под которой речка течет.
— У нас ее так и зовут — Речная башня, — кивнул старый друг. — Кстати, ниже ручья подземный ход есть. Если уж совсем кисло станет — мы через него на волю и уйдем…
— Жак! Твою… — чуть не выматерил я друга, но вспомнил, что он, как-никак, «король»: — Что же ты раньше мне не сказал… зараза…
— А зачем? — невозмутимо сказал Оглобля, выковыривая пробку и делая глоток. — Я ведь тоже не знал, будет осада или — нет. Теперь вот и говорю.
— Ты уверен, что никто не знает про ход? — засомневался я.
— Никто! — уверенно повторил Жак. Осушив бутылку почти до половины, он удовлетворенно потер живот: — Может, я и сам бы не узнал. Но там, неподалеку от башни, — уточнил он, — мой склад стоит. Решил я подвал углубить. Нанял людей, а они копали-копали, а потом бегут — ход, мол, подземный. Ну ход этот мы почистили. Кстати — через него мой человечек, что новости собирал, и пришел. Фалькенштайн все кругом перекрыл — ни пройти ни проехать…