Хлеб великанов
Шрифт:
Привет от Джейн.
Отвечая на твой вопрос — нет, я не намерен уезжать из России, даже на открытие твоей Оперы, — прикрывшись бородой!
Она стала еще более варварской, чем когда ты ее видел! Густая, длинная — славянский бобер, да и только!
Но, несмотря на этот лесной камуфляж, я — это по-прежнему я, каковым и останусь, покуда меня не истребит какая-нибудь банда одичавших
Твой навеки Вернон».
Телеграмма от Вернона Дейра — Себастьяну Левину.
СЛЫШАЛ ДЖО ОПАСНО БОЛЬНА УМИРАЕТ ЗАСТРЯЛИ НЬЮ-ЙОРКЕ ДЖЕЙН И Я ОТПЛЫВАЕМ «РЕСПЛЕНДЕНТЕ» НАДЕЖДЕ УВИДЕТЬ ТЕБЯ ЛОНДОНЕ.
Глава 5
— Себастьян!
Джо потянулась к нему, но снова упала на кровать. Она смотрела на него во все глаза. Себастьян, большой, в шубе, спокойный, всезнающий, слабо улыбался.
На его лице никак не отразилась боль, которая пронзила его при виде Джо. Бедняжка Джо!
У нее отросли волосы — две короткие косички лежали на плечах. Лицо исхудало, щеки горели лихорадочным румянцем. Сквозь тонкую ночную сорочку просвечивали ключицы.
Она была похожа на больного ребенка. Что-то детское было и в ее удивлении, и в радости, и в настойчивых расспросах. Сиделка оставила их наедине.
Себастьян сел и взял Джо за руку.
— Мне Вернон телеграфировал. Я не стал его ждать, приехал первым же рейсом.
— Ты приехал ко мне?
— Конечно.
— Дорогой Себастьян!
На глаза ей навернулись слезы. Себастьян встревожился и поспешно добавил:
— Не то чтобы у меня совсем не было тут дел. Я часто разъезжаю и сейчас, в сущности, могу провернуть парочку комбинаций.
— Не болтай.
— Но это правда, — удивленно сказал Себастьян.
Джо засмеялась, и смех перешел в кашель. Себастьян напрягся, готовый вызвать сиделку. Его предупреждали. Но приступ миновал.
Джо лежала довольная, рука ее опять сжимала руку Себастьяна.
— Мама умерла так же, — прошептала она. — Бедная мама! Я думала, что буду умнее, а сама совершенно запуталась. О! Совсем запуталась.
— Бедняжка Джо!
— Себастьян, ты даже не знаешь, как я запуталась.
— Могу представить. Я всегда думал, что к тому все идет.
Джо помолчала, потом сказала:
— Ты не представляешь, как приятно тебя видеть, Себастьян. Скольких неудачников, отбросов общества я перевидала! Мне не нравилось, что ты такой сильный, удачливый, самоуверенный, меня это бесило. А сейчас — как же это великолепно!
Он сжал ее руку.
— Никто на свете не примчался бы так, как ты — в такую даль, сразу. Вернон, конечно, но он родственник, почти брат. А ты…
— И я почти брат, больше чем брат. Еще со времен Эбботс-Пьюисентс
— О, Себастьян! — Глаза ее широко раскрылись и засветились счастьем. — Я не представляла, что ты…
Он мельком взглянул на нее. Он не совсем это имел в виду. Он не мог бы объяснить, во всяком случае ей. Это чувство мог понять только еврей. Неумирающая благодарность изгоя, которому никогда не забыть оказанного благодеяния. В детстве он был отверженным, и Джо стояла за него — ей хотелось игнорировать весь мир. Себастьян этого не забыл — и не забудет. Он, как и говорил уже, пойдет за ней на край света, стоит ей захотеть.
— Меня перевели сюда из ужасной палаты — это ты?
Он кивнул:
— Я послал каблограмму.
Джо вздохнула.
— Ты такой предприимчивый, Себастьян.
— Боюсь, что да.
— Таких, как ты, больше нет. Никого. В последнее время я часто думаю о тебе.
— Правда?
Он вспомнил годы одиночества, болезненную тоску, неисполненные желания. Почему все приходит так не вовремя?
Она продолжала:
— Я и не надеялась, что ты все еще обо мне думаешь. Мне всегда казалось, что ты и Джейн когда-нибудь…
Его пронзила непонятная боль. Джейн…
Он и Джейн…
Он хмуро сказал:
— Джейн — прекраснейшее творение Господа, но она душой и телом принадлежит Вернону. И это навсегда.
— Я надеюсь. А все-таки жаль. Вы с ней оба сильные. Вы принадлежите друг другу.
Да, в известном смысле. Он понимал, что она хотела сказать.
На губах Джо мелькнула улыбка.
— Похоже на книжки, которые читают в детстве. Сцена поучений со смертного одра. Друзья и родственники собрались вокруг. Улыбка на изможденном лице героини.
Себастьян попытался сосредоточиться. Почему он считал, что это не любовь? А это была любовь. Страстная, чистая, бескорыстная жалость и нежность — эти глубокие чувства она пронесла через годы. В тысячу раз более истинные, чем те бурные или едва теплящиеся увлечения, которые возникали у него с монотонной регулярностью и не затрагивали глубин его существа.
Сердце его рванулось из груди к этой детской фигурке. Так или иначе, он постарается, чтобы все было хорошо.
Он ласково сказал:
— Нет никаких сцен у смертного одра, Джо. Ты выздоровеешь и выйдешь за меня замуж.
— Милый Себастьян! Связать тебя с чахоточной женой — да ни за что в жизни!
— Чушь. Ты сделаешь одно из двух: или выздоровеешь, или умрешь. Если умрешь, то умрешь, и на том конец. Если выздоровеешь, то выйдешь за меня замуж. Вылечить тебя будет не слишком дорого.
— Я очень плоха, Себастьян, дорогой.
— Возможно. Но туберкулез — самая непредсказуемая вещь, тебе это любой врач скажет. Ты просто себя запустила. Лично я думаю, что ты поправишься. Дело долгое, но возможное.