Хлопок одной ладонью. Том 1. Игра на железной флейте без дырочек [OCR]

Звягинцев Василий

— А может, случилось-то там, и в те самые годы, но — позже? Ты ведь только на днях туда сходил? Вот и не дошла обратная волна.

Олег снова начал развлекаться.

— Ладно, несущественно, поищем. Нам все равно пока делать нечего. Я сейчас тамошним «Эдисоном» занимаюсь, а раз характеристики его генератора с Лихаревским схожи, вполне он может поблизости околачиваться. А что? Наиболее разумная гипотеза. Иначе придется вообразить, что подобные гении толпами вокруг нас бродят…

— А не боишься? — спросила вдруг Ирина.

— Чего?

— В очередной раз подставиться. Лихарев в своей тетрадке что пишет? Боится он некоей «третьей

силы», которая в самый неожиданный момент карты путает. Сашку нашего за представителя этой силы принял, потом еще Антон вмешался… Оттого он, может, и сбежал. А там, где сейчас прячется, сам, предположим, такой силой стал. Генератор, что время раскачивает, его работа или чужая…

— Не усложняй, Ира, — ответил Берестин. — Так можно не три, а тридцать три силы придумать, если каждое непонятное явление на них списывать. Лучше, Олег, с Александром состыкуйся (в силу позднего вхождения в нашу компанию, он Шульгина Сашкой называть избегал) и попробуй отследить связи дубля его нынешнего клиента в параллели. Кажется мне, там могут интересные прямые и косвенные контакты обнаружиться.

И в который уже раз за время нашего знакомства я удивился, какой необыкновенный товарищ к нам прибился. Да что значит — прибился? Ирина его и вычислила по заданным параметрам, ну, а если эти параметры оказались на удивление совпадающие с нашими — значит, так задумано. И на меня Ирка не просто так набрела. Вело ее что-то, и признал я ее подружкой «одной серии», потому что ее воспитатели, по уму или по глупости, всадили в нее очень для них опасный, как оказалось, набор личных качеств.

Так и Берестин. Ну, не дадено ему «высших способностей», а нужны ли они? Может, оно и лучше. Ком-фронта из него получился, в личной жизни, черт его знает, не обошел ли он меня? По крайности, женщину он себе оторвал классную. Моя беда, моногамен я, как говорил друг-летчик Толя Шундриков: «Моногамен, как осел».

А посмотришь вдруг на Сильвию нужным взглядом, так время от времени тянет поменяться на денек местом с Алексеем, да и с Сашкой, которые вкусили счастья общения с ней. Берестин молчал, конечно, а Шульгин, по привычке, рассказал, что и как у них было. Интересно, не спорю, и даже заманчиво. Как-то мне не приходилось обладать такими бабами, причем гарантированно без проблем и последствий. Ирина, само собою, формами и характером лучше, но знающие люди говорили, что дело совсем не в этом. Другие там оценки в ход идут.

Впрочем, к чему об этом? Обходились, и обойдемся. Мне пришло в голову, что сейчас, за отсутствием Сашки, мы с Олегом опять превратились в коллективного

Антона. Интересно, да? Все-таки и Антона, с ним мы себе четче олицетворяем, чем с Сильвией и даже Ириной. Что значит — импринтинг [55] .

— Олег, а нельзя ли придумать для того мира нечто вроде маячков, которыми нас Антон снабдил? Чтобы, если мы всерьез к «братьям» влезем, внимание ихних спецов оттянуть в какую угодно сторону? Не от личностей, тут мы даже перед местной шпаной прокололись, а от ментального поиска. Как, леди Си, Шульгин перед тобой засветился?

55

«Импринтинг» — присущее многим живым существам свойство отождествлять себя с первым увиденным в жизни объектом.

Сильвия отчего-то тряхнула волосами и ничего мне не

ответила.

Глава 23

Сильвия была опытным специалистом и криптографом тоже, однако разница в возрасте, подготовке, стиле мышления ее немного подвела. Перевод записей Лихарева ей не совсем удался. Что и неудивительно. Даже нормальные литературные переводы с широко известного, отнюдь не зашифрованного языка у разных людей получаются очень непохожими. Иногда — до полной неузнаваемости. Потому и она многие моменты прочитала не совсем верно или совсем неверно.

А было как?

Валентин Лихарев прибыл в Ворошиловск вполне легально. На этот раз он был не в форме инженера или военюриста, к которым привык в Москве. Задача требовала надеть сиреневую, из тончайшего коверкота гимнастерку старшего майора госбезопасности (два рубиновых ромба), что соответствовало армейскому званию комдива и политическому — дивизионного комиссара. Солидный чин для провинции, где начальник УНКВД был всего лишь майором, а отдела ГБ — вообще капитаном (но тоже три шпалы в петлицах) [56] .

56

Вплоть до 1944 года спецзвания сотрудников Главного управления Госбезопасности НКВД (и Наркомата Госбезопасности) отличались от общеармейских и были по знакам различия на три ступени выше (майор ГБ равнялся генерал-майору армии). Так же и зарплата.

С обоими этими начальниками в угловом «сером доме» на улице имени основоположника органов, посланец Центра побеседовал доброжелательно, но и строго, как полагалось. Должности своей в центральном аппарате Валентин не назвал, член Коллегии, этого достаточно. Даже более чем! Под роспись объявил о полнейшей конфиденциальности своей миссии (никакого отношения к проверке или вмешательству в дела местных товарищей не имеющей), сообщил, что будет работать по собственному плану и никого напрягать не собирается, однако, если потребуется, оперативные работники, транспорт и прочее должно предоставляться незамедлительно.

Для середины тридцать восьмого года это было вполне естественно и никаких посторонних вопросов не вызывало.

— Поселите меня на надежной оперативной квартире с телефоном, естественно, терпеть не могу провинциальных гостиниц и «Домов колхозника». И чтоб никакого сопровождения. Замечу — головы поотрываю.

После инструктажа он прямо в кабинете начальника переоделся в неброский москвошвеевский костюм, и черная «эмка» из глухого внутреннего двора отвезла его в одноэтажный, дореволюционной постройки домик, из которых по преимуществу и состояли три центральные, сравнительно культурные (с булыжной мостовой и тротуарами, выложенными красным кирпичом) улицы краевого центра.

Зато зелень в городе была совершенно невероятная для северянина. Огромные тополя-белолистки, масса акаций, тоже нечеловеческих размеров, само собой — аллеи каштанов. В каждом почти дворе — шелковицы (по-местному — тутовник), похожие на баобабы, фруктовые сады, да еще и заросли диких маслин (они же — лох серебристый). Все это великолепие весьма умеряло летнюю жару, для москвича (и бывшего петербуржца) в ином случае почти непереносимую. А также защищало от регулярно дующих ветров и приносимой ими из астраханских степей тонкой песчаной пыли.