Хлопок одной ладонью. Том 2

Звягинцев Василий Дмитриевич

Решив, что достаточно, представился флигель-адъютантом полковником Половцевым. Коротко, мягким голосом объяснил, что в Москве с сегодняшнего дня введено осадное положение, из чего вытекают некоторые особенности следствия и судопроизводства.

– Да вы и сами знаете, как это выглядит. В вашем нынешним положении - особенно. Гражданами нынешней Российской Державы никто из вас не является, значит - иностранные диверсанты или наемники.

К названным категориям отношение во всех цивилизованных странах примерно одинаково. В нецивилизованных - тем более. Мы себя к цивилизованным причисляем, почему я и счел необходимой эту беседу.

Вы здесь

все люди ученые, я тоже не из солдат выслужился. Значит, друг друга поймем. В моем распоряжении имеется устройство, близкое по идее к тому, что вы здесь эксплуатировали. Только работает с обратным знаком. Вы умеете людям внушать что-то, мы - извлекать информацию, в том числе и внушенную. Наверное, в силу разного исторического опыта мы от вас технически отстали, потому наш процесс сопровождается выраженным болевым синдромом.

Проще говоря, тот же «полиграф Киллера» [30] , как это у вас называется, но каждое несовпадение сказанного с подразумеваемым сопровождается импульсом в крайне чувствительные нервные узлы. Самое же гуманное в этом приборе, называемом «веримейд», - переводить никому не надо?
– он не касается центров, отвечающих за жизненно важные функции организма. Тоже понятно? Приятно иметь дело с культурными людьми. На этом вводная часть закончена, - сказал он, гася недокуренную папиросу.
– Начнем прямо сейчас. Крупный специалист-невропатолог ждет нас в соседней комнате. Полные, точные, своевременные ответы на вопросы не вызовут у испытуемого ни малейших неприятных ощущений. И существенно повлияют на его, в некотором роде «карму». Поскольку теорема об особой подсудности имеет и обратную сторону. Нет гласного суда, нет и признанной вины, тем самым и наказания.

30

 Он же - «детектор лжи», по имени автора.

Ляхов видел, что его почти экспромтный монолог произвел впечатление даже большее, чем он рассчитывал. Не столько тем, что устрашил сидящих перед ним людей. Он просто деформировал сложившуюся у них картину окружающего мира. Когда их нанимали на эту работу, то непременно использовали подходящую именно для этой категории специалистов легенду. Для боевиков-украинцев свою, для танкистов - свою. Высоколобым интеллектуалам, освоившим тайны нейролингвистического программирования, потребовалось, безусловно, нечто более изысканное. А он своей речью вышел за предусмотренные организаторами рамки.

Некоторые начали перешептываться, едва шевеля губами, как студенты на экзамене, один мужчина в очках, с высокими залысинами, глядя в пол, громко хрустел пальцами. Но на каждом лице выражение и мимика отличались от тех, что были, когда Ляхов вошел.

– Извините, господин полковник, - по школьному поднял руку человек, который и при ограниченном количестве участников беседы ухитрился оказаться позади других.

– Говорите…

– Ваши слова следует понимать так, что при активной помощи следствию можно рассчитывать на прощение и свободу?

– Примерно это я и имел в виду. Только нужно постараться, чтобы помощь была и активная, и действенная…

– Постараемся, - кривовато усмехнулся мужчина и сел.

– Без «веримейда» обойтись нельзя?
– спросил другой, на вид повальяжнее, куда более уверенный в себе.
– Если мы дадим слово говорить правду и без него?

– Нельзя, - ответил

Ляхов, словно исполняя театральный этюд «Рад бы, но не могу!» на сцене мхатовской студии.
– А бояться-то вам чего? Образованные же люди. Я объяснил, в мозговые структуры он не вклинивается, мыслей не читает, импульсы подает только по периферии. Худшее, что вас может ожидать при высокой степени лживости - болевой шок. Но с этим мы справляться умеем. У нас даже дефибриллятор под рукой…

Очень обнадеживающе Ляхов это сказал. Врач все-таки.

– Начнем с главного по должности и званию. Кто? Встаньте, представьтесь.

Встал как раз тот, кто хрустел пальцами.

– Доктор медицинских наук Затевахин Леонид Андреевич, заведующий лабораторией НИИ, - он произнес достаточно длинное и сложное наименование, которое показалось Вадиму неожиданно знакомым.

– Ну вот и пройдемте, Леонид Андреевич, для почину, а вы, господа, пока восстанавливайте в памяти все, что до вас касается, чтоб неожиданных сбоев не случилось.

– Смотрите, Максим Николаевич, коллегу я вам привел, - сделал радушный жест Ляхов.
– Доктор наук и как раз по вопросам высшей нервной деятельности, информатики и, похоже, нейролингвистики…

– Солидно. Примите уверения в полной к вам благорасположенности… Начнем, что ли?

– Подожди, Один вопрос Леониду Андреевичу, а уже потом… Вы, доктор, давно в своем институте работаете?

– С самого начала, а какое это имеет значение?

– Ответ некорректный, имейте в виду, веримейду это может показаться ложью. С начала чего? Существования института, вашей жизни или трудовой деятельности?

– Последнее, конечно. Окончил Первый медицинский и поступил в аспирантуру при институте.

– Год?

– Восемьдесят второй. Какое это имеет…

– Думаю, имеет, - перебил его Ляхов.
– Подожди, Максим, с датчиками. Поговори с коллегой на общие темы, а я сейчас…

Когда он проходил подготовку у Александра Ивановича, тот во время случавшихся бесед на вольные темы упоминал и о своих прошлых трудах на ниве медицины. Вадиму интересно было послушать, как это происходило «при советской власти». Программы обучения, система здравоохранения, оклады-жалованья и тому подобное. Помянул и институт, в котором работал последние тамошние годы.

Как только Затевахин назвал свою должность, Ляхов тут же и вспомнил.

Если они знакомы, сюжет приобретает совсем новую интригу.

Хорошо, что Шульгин оказался в пределах досягаемости.

– Имею интересное сообщение, Лексанваныч. Вам фамилия «Затевахин» ничего не говорит? Леонид Андреевич.

– Постой, постой. Да, конечно. Аспирант. У Гилевича числился, у нас тоже крутился постоянно. Старательный, должен был в срок защищаться, А к чему… Все, понял! Он у тебя сейчас?

– Именно. Так не подскочите ли повидаться? Глядишь, разговор легче пойдет.

– С удовольствием бы. Только я как раз сейчас с Новиковым договорился… Ладно, бог с ним, нам тут проще. Садись в машину и гони сюда, на Столешников. Канал открывать не буду, и не проси. С ним как раз проблемы и возникли.

Не самый удобный вариант при нынешних обстоятельствах, да другие ведь не лучше. Если выйдет у Шульгина разговор с коллегой, выигрыш и в качестве и в темпе получается солидный. Машиной, если поднажать, минут за сорок успеем. На разговоры - полчаса. И можно Тарханову докладывать, и Стрельникову задание выдать. Бубнов пусть сразу переходит к технической стороне. Как программировать, как заклятье снимать.