Хлопоты в Польенсе
Шрифт:
И вот с сомнениями покончено. Возврата нет. Она неподвижно сидела напротив него. Нежная линия щеки тронута едва заметной улыбкой, черные ресницы опущены…
– Как мне узнать, что творится у нее в душе? О чем она думает? Обо мне? О муже? Если так, то что же? Любила она его когда-нибудь или нет? Ненавидит или же презирает? Мне никогда не узнать этого, – с горечью думал он. – Я люблю ее, но что я о ней знаю? Что она думает, что чувствует?
Что он знал хотя бы о ее муже? Большинство знакомых ему женщин готовы были часами говорить о своих мужьях: об их черствости, тупости, эгоизме. К
– Что еще ни о чем не говорит, – поспешно перебил себя Винсент. – Tea слишком хорошо воспитана, чтобы выставлять на показ свои чувства.
В своих разговорах они еще ни разу не касались этой темы. Даже в тот, второй раз, когда они долго бродили по парку, и он чувствовал, как от его прикосновений по ее телу пробегает дрожь. Когда ничего уже не осталось от той холодной светской красавицы. Она так страстно отвечала на его поцелуи… И ни разу не заговорила о муже. Тогда Винсент был даже рад этому. Благодарен ей за то, что не приходится выслушивать вымученных оправданий.
Теперь же это молчание начинало тяготить его. Неожиданно он со страхом понял, что ничего не знает о непостижимом существе, с такой безмятежностью вверившем ему свою жизнь. Ему стало не по себе.
Пытаясь найти опору, он наклонился к ней и легонько коснулся обтянутого черной тканью колена. Ее плоть тут же отозвалась на его прикосновение трепетом. Он взял ее руку и стал нежно целовать пальцы, чувствуя, как они дрожат под его губами. Он откинулся назад и решился, наконец, посмотреть ей прямо в лицо. Он успокоился. Этого было достаточно. Она действительно была с ним. Принадлежала ему.
– Почему вы молчите? – с улыбкой спросил он.
– Молчу?
– Да.
Помолчав, он вдруг упавшим голосом спросил:
– Надеюсь, вы не жалеете?
Ее глаза распахнулись.
– Что вы! Нет, конечно.
В ее голосе не было и тени сомнения. Он прозвучал совершенно искренне и уверенно.
– Но о чем же вы тогда думаете? Мне бы хотелось знать это.
– Я боюсь, – тихо ответила она.
– Боитесь?
– Да. Боюсь счастья.
Он бросился к ней, обнял и стал осыпать поцелуями лицо, шею…
– Я люблю вас, – повторял он. – Люблю. Люблю. Она теснее прижалась к нему, вся отдавшись поцелуям. Потом он вернулся на свое место и взял журнал. Она тоже. Поднимая глаза от страницы, он всегда встречал устремленный на него взгляд. Тогда они улыбались.
Около пяти поезд прибыл в Дувр. Они собирались переночевать там, чтобы утром отплыть на континент.
Винсент вошел в номер вслед за Tea, держа в руке пару вечерних газет, которые тут же небрежно бросил на стол. Носильщики, получив чаевые, ушли.
Tea медленно подошла к окну, посмотрела на улицу и обернулась. Секундой позже они уже держали друг друга в объятиях.
В дверь постучали, и они отпрянули друг от друга.
– Черт бы их всех побрал, – задыхаясь, выдавил Винсент. – Нас что же, так никогда и не оставят в покое? Tea улыбнулась.
– Думаю,
За дверью оказался бой [8] . С любопытством оглядываясь, он поставил поднос на столик и разлил чай. Поинтересовавшись, не нужно ли чего еще, он нехотя удалился.
8
Имеется в виду слуга (англ.)
Винсент, выходивший в смежную комнату, вернулся в гостиную, радостно потирая руки.
– Что ж, чай так чай! – бодро заявил он и замер на месте, потрясенный произошедшей переменой. – Что-то случилось?
Tea, выпрямившись, сидела на диване и невидяще смотрела перед собой. Ее лицо было смертельно бледным.
Винсент бросился к ней.
– Любовь моя, что с тобой?
Вместо ответа она протянула ему газету, указывая на какой-то заголовок.
Взяв у нее газету, Винсент прочел:
«Банкротство компании “Хобсон, Джекил и Лукас”.»
Это ровным счетом ничего ему не говорило, хоть он и понимал, что должно было бы что-то сказать. Он недоуменно взглянул на Tea.
– Там работает Ричард, – пояснила она.
– Ваш муж?
– Да.
Винсент вернулся к статье и внимательно ее прочел. В глаза бросались фразы “неожиданный крах”, “тяжелые последствия”, “обманутые вкладчики”.
Заметив краем глаза какое-то движение, он поднял голову. Tea стояла у зеркала и уже надевала шляпку. Повернувшись, она посмотрела ему прямо в глаза.
– Винсент, я должна вернуться к нему.
Он вздрогнул.
– Tea, о чем вы?
– Я должна вернуться к Ричарду, – безжизненным голосом повторила она.
– Но любовь моя…
Она указала на газету, упавшую на пол.
– Это означает разорение, крах и нищету. Я не могу оставить его в такую минуту.
– Любимая, но вы уже оставили его. Что вам до того, что случилось после? Будьте же благоразумны.
Она грустно покачала головой.
– Вы не понимаете. Я должна.
Большего он не смог от нее добиться. Казалось невероятным, что это мягкое и покорное существо может быть столь непреклонным. Она не спорила. Она просто от него уходила. Он мог говорить что угодно – это больше не действовало. Он обнимал ее, напоминал о ее чувствах и обещаниях, надеясь сломить эту невыносимую решимость… Ее уста по-прежнему отвечали на его поцелуи, но он чувствовал, как между ними стремительно растет стена.
Потом, обессилев, он отпустил ее. Мольбы сменились упреками.
– Ты никогда меня не любила! – бросил он ей в лицо.
Она приняла это молча, даже не пытаясь протестовать против очевидной лжи, только лицо ее стало еще более грустным.
Он уже не помнил себя. Он бросал ей все известные ему оскорбления, пытаясь сломать ее, надеясь, что вот сейчас она не выдержит и запросит пощады.
А потом наступила минута, когда слов не осталось. Говорить больше было не о чем. Он рухнул на ковер и, обхватив голову руками, тупо на него уставился: красный, в черную клеточку ковер.