Хмельницкий.
Шрифт:
3
Колонна растянулась на три-четыре мили. Конные казаки и польские гусары ехали позади походной колонны, а посредине — возы с ранеными и больными, четыре отбитые у турок пушки. Утренний мороз бодрил людей, и они не задерживались долго на одном месте.
Ротмистр Станислав Хмелевский договорился, что конница его полка будет замыкать колонну казаков. А сейчас он догонял пешие хоругви [34] жолнеров, шедшие в голове колонны.
Полковник Ганнуся, отпустив старшин сборных полков, следил за продвижением колонн. Возвращение в родную страну так же сопряжено с
34
Воинское подразделение, рота (укр.)
Хмелевский, поравнявшись с полковником Ганнусей, сказал:
— Большое вам братское спасибо и от жолнеров, пан полковник, что поставили нас, поляков, в авангард. Я еще молодой командир и такой поход совершаю впервые. Не оказали бы вы мне, пан полковник, любезность проскочить со мной вперед. Вместе посмотрели бы, как идут наши жолнеры, посоветовались бы.
— А что же, я не против, дружище ротмистр. Военной премудрости учились мы вместе. Да и каждый день… Очень хорошо, что не только казаки не пошли за Стройновским на Дунай! Этой войне, вижу, конца нам не дождаться. Сами христиане с благословения паны римского друг другу крестами головы расшибают. И не кардинальские, не графские головы падают на поле брани, а опять-таки простого народа… Лучше объединялись бы да голомозых людоловов изгнали с христианских земель. Люди хоть знали бы, за что умирают.
Ехали верхом на конях, перебрасывались словами с людьми. И воинам приятно было видеть вместе своих командиров, которые ведут их на родину.
— Верно говорите, пан полковник, что друг другу крестами головы расшибают, — продолжал Хмелевский. — Лучше бы навели порядок в своей стране да проучили как следует турок, чтобы им неповадно было зариться на чужие земли.
Жолнеры в пути отдыхали небольшими группами. Порой к ним присоединялись и казаки. Шутили, смеялись, вспоминали о совместных боях. Шли домой!..
Домой… А что там произошло за эти тяжкие годы войны? Дом, солтисы, испольщина, земля стала панской. Именно о земле, а не о родителях, женах, детях говорили воины, возвращавшиеся из чужих стран в родные края.
Путь определяли по солнцу, если даже оно было затянуто облаками. А ночью… облака порой закрывали звезды и луну. Приходилось часто останавливать полки где-нибудь в лесной чаще, чтобы попасти коней на проталинах. В этих местах, в перелесках, снегу мало. К тому же в эту пору года даже опавшие листья служили кормом для коней.
О людях тоже надо было позаботиться. Бывало, что заблаговременно посылали конный казачий отряд, чтобы подготовить постой в селах или городах. Иногда завозили в селение ранее добытую муку, чтобы испечь хлеб. А чаще всего крестьяне, прослышав о приближении казаков, выезжали им навстречу с возами необходимого им продовольствия. Лишь бы только войска не останавливались в их селе, с ними ведь беды не оберешься.
— Чьи войска стоят в селе? Нет ли турок? — допытывались старшины, принимая от крестьян провизию.
— У солтиса есть только трое вооруженных австрийских солдат. Какого-то больного казака выхаживают, чтобы после выздоровления отправить его в Вену, — искренне отвечали венгерцы, одаривая продуктами прославленных воинов.
— Казака? Значит, тут недавно был бой? С кем же воевали казаки в такой дали? — заинтересовался полковник Ганнуся.
— Да он сам приблудился. Говорит,
Новость не такая уж важная. Из турецкой неволи не один бежал. Но крестьяне говорят, что это казак. Как мог попасть он сюда?
— Не заскочил бы ты, пан Станислав, в это село? А я поведу полки в обход, а то наши вояки так и норовят в село. Крестьяне и сами честь знают, их тоже надо пожалеть. Ведь казаки в таком походе… Да вам это хорошо известно, поезжайте-ка туда вы, — приказал полковник Хмелевскому.
А молодому ротмистру было интересно узнать, какой казак тут объявился. Из неволи вырвался, несчастный, да еще из какой! Из турецкой неволи — это все равно что вернуться с того света, встать из могилы.
В сопровождении нескольких гусар и джуры полковника, который знал немного венгерский язык, ротмистр, не теряя времени, отправился следом за крестьянами. С холмов постепенно спускались в ложбину. Кончался лес, и начинались перелески. На равнине, за лесной полосой, виднелись беспорядочно разбросанные домики, а дальше — улица, которая тянулась к широкой площади. Отсюда была видна вышедшая из берегов после осенних дождей река и длинный узкий мост через нее. За рекой простирались луга. Приятно ласкали глаз скошенные луга с аккуратными стогами сена.
— Так это же отличная разведка, пан старшина! Ведь скоро стемнеет, а на лугу вон сколько сена! — радостно воскликнул жолнер.
Крестьянин, сопровождавший Хмелевского в село, свернул с площади в боковую улицу и остановился, показав на один из дворов.
— Тут казак, — коротко сказал он переводчику, джуре полковника.
На пороге хибарки, к которой был пристроен и сарай, стоял в расстегнутой поношенной венгерке, в брюках с заплатами на коленках свежевыбритый казак. У него черные усы, густые брови и испытующий, настороженный, как у орленка в гнезде, взгляд. Он смотрел на всадников, подъехавших к их воротам.
— Словно в Чигирине! — пробормотал он, как лунатик, будто продолжая думать вслух.
В доме крестьянина ждали приезда цесарской охраны. Ведь сержант Горф обещал сообщить о казаке в полицейский участок. Крестьяне в течение десяти недель заботливо выхаживали больного и поставили на ноги. Он уже ходил, чувствовал себя с каждым днем лучше. Он даже начал изучать венгерский язык, надоедая хозяевам своими расспросами про казаков.
Хозяева на всякий случай спрятали его оружие, о котором будто забыли и австрийские жандармы. Но Горф не забыл, у него закрадывалось подозрение, действительно ли из турецкой неволи бежал казак. Лучше доложить о нем высшему начальству. И он направил в регимент Валенштейна рапорт о… задержании турецкого шпиона! То, что он занимался грабежом в селах, неудивительно. Военная профессия… Задержали его в лесу Брандиса, назвал себя казаком Хмелем. Не дубом или березой, а именно Хмелем! Такой изовьется и предаст…
4
Богдан, точно заколдованный, отошел от порога. Настойчиво тер рукой лоб, и молчал, словно онемел на мгновение. Он не мог произнести ни единого слова, только какой-то нечленораздельный звук сорвался с его губ; Двое жолнеров быстро подбежали к нему, подхватили под руки.
Но он сильным толчком отбросил их в стороны и побежал к воротам.
— Ста-ась! — наконец воскликнул он, словно взывая о помощи. — Или я с ума схожу?.. Стась, Стасик!..
Хмелевский в это время как раз соскакивал с коня, освобождая ноги из стремян. И Богдан опрометью подбежал к нему. Испуганный такой неожиданностью, конь шарахнулся в сторону. А Богдан уже крепко сжимал в объятиях своего самого дорогого друга юности.