Хобби Сереги Костикова
Шрифт:
Один из них, заранее спрятавшись в примыкающем к универсаму хозяйственном дворе за нагромождением пустых коробок и ящиков, дождался, когда сборщик выйдет из магазина с сумкой с ценностями, оглушил его ударом палкой по голове, вытащил у него из кобуры пистолет системы Макарова, подошел к инкассаторской «Волге» и четырьмя выстрелами через стекла убил водителя и тяжело ранил в голову старшего маршрута.
Сразу после этого в хоздвор въехала еще одна легковушка, водитель которой открыл левую заднюю дверь инкассаторской машины, вытащил под завязку набитый сумками с ценностями брезентовый мешок и
Он это сделал, но не сразу – перед этим из магазина на улицу выскочила девушка-кассир, Виктория Ким, в которую убийца с близкого расстояния, почти в упор выпустил одну за другой еще три пули. После чего стрелявший, как и планировал, вложил пистолет в руку Костикова, прихватил валявшуюся рядом сумку с ценностями и побежал к машине, за рулем которой его ждал подельник.
Побежал, никак не реагируя на крики еще одной кассирши – Марины Савельевой, видевшей, как убивали ее подругу. Пистолет убийца подбросил Костикову, и убрать второго свидетеля не было возможности. Не оставив своих отпечатков пальцев, действовавшие в перчатках грабители-убийцы, поспешили скрыться с места преступления.
Водитель инкассаторской машины Сергей Скворцов и кассир универсама Виктория Ким, не приходя в сознание, скончались на месте. Старший маршрута Петр Терентьев в крайне тяжелом состоянии находится в реанимации в той же больнице, куда скорая привезла Костикова…
– Как Боярин? – спросил Серега у Клюева.
– В коме. Одна пуля попала в плечо, вторая по касательной задела голову. Врачи разводят руками – не знают, выживет или нет.
Тут, видишь, какое дело. Дверь старшего, которую Боярин должен был разблокировать при твоем подходе к машине, так и осталась заблокированной. Не открыл Боярин кнопку тому, кто подошел.
– Или наоборот – закрыл перед самым его носом, – сказал Костиков.
– Не понял? – удивился Клюев.
– Что тут непонятного? Думаешь, все инкассаторы инструкцию от и до выполняют. Да забываем мы закрывать двери на эти самые кнопки. Элементарно забываем. Редко, конечно, но бывает.
– Значит, Боярин…
– Если кнопка была не закрыта, – продолжил вместо капитана Серега, – и он увидел, что к машине подхожу не я, а кто-то другой, то автоматически ее закрыл и, по идее, насторожился.
– А если бы кнопку не закрыл…
– То преступник спокойно бы распахнул дверь и стрелял бы не через стекла, а практически в упор. И, кстати, тогда лично я оказался бы в еще большем подозрении.
– Ну да, – согласился Клюев. – Получилось бы, что старший открыл тебе дверь, и тут ты его с водителем того…
– Абсолютно идиотская версия.
– Которая, тем не менее, оставалась бы версией. Да, повезло тебе, Шуба, со свидетельницей.
– А как мне, Борисыч, вообще повезло, – горько усмехнулся Серега и вновь дотронулся до шишки на голове, – ты просто не представляешь. Век бы свою голову под удары дубиной подставлял.
– Ладно, Шуба, заживет твоя голова. Какие-нибудь мысли, кто мог ограбить, имеются?
– Те же самые мысли, что и у любого инкассатора, – горько ухмыльнулся Серега. – К делу подошли продуманно, все рассчитали правильно. Могли бы, конечно,
– На двоих. А возможно, и на троих, – задумчиво изрек капитан.
– Ты на что намекаешь, Борисыч? – нахмурился Серега.
– Не на тебя, Шуба, успокойся, – по-доброму улыбнулся Клюев. – Выходит, грабили люди кое-что знающие. В теории – те же инкассаторы, водители, которые могли раньше на этом маршруте работать. Или вообще в плане инкассации осведомленные.
– В теории – ты абсолютно прав, Борисыч. А знаешь, что самое обидное? Меня с Бояриным сегодня, именно сегодня собирались на броневик пересадить. Представляешь, как удивились бы преступники, увидев вместо «Волги» совсем другую машину – с бронированными стеклами, которые никакая пуля не возьмет? Все! Об ограблении Хорошевского маршрута можно забыть.
– А кто еще был в курсе про броневик?
– Кому надо, тот и был в курсе. У Матвея можешь уточнить. То есть, у нашего начальника – Александра Петровича Матвейчикова…
– Уточню, а как же без этого.
– Уточнит он, как сказал бы сейчас тот же Матвей. Слушай, Борисыч, можешь похлопотать, чтобы меня домой сегодня же отпустили?
– Тебе бы лучше в стационаре полежать, – замялся Клюев, – под наблюдением врачей.
– И под наблюдением милиции, да?
– Брось, Шуба. Тут такая ситуация, что не только ты и другие инкассаторы под подозрением, но даже я, – как твой знакомый, который с тобой за несколько часов до происшествия общался.
– Так я еще и с подполковником Заводновым общался, – усмехнулся и тут же поморщился Серега. – И с начальником инкассации, и с его заместителем… Давай, вообще всех подозревай.
– Приходится подозревать, Шуба, приходится. Кстати, по поводу Завода, в смысле твоего ему обещания… В смысле пластилиновой композиции…
– Ну, так пластилин-то у меня дома…
– Я могу…
– Вот только не надо говорить, что сюда пластилин привезешь. Ничего у меня в больнице не получится. Не та обстановка, не тот настрой. Домой мне надо. Если сегодня за композицию возьмусь, до субботы успею слепить охотников на привале… А вообще-то, Борисыч, я могу и без твоего содействия отсюда свалить. Я же не под арестом. Подумаешь, голова слегка кружится, так это не значит, что я не могу дома лечение проходить. Вот сейчас встану и…
– Добре, Шуба, добре, – Клюев похлопал по руке, собравшегося встать с кровати Костикова. – Успокойся и подожди чуток. Я сейчас все улажу и доставлю тебя домой в лучшем виде.
Оказаться у себя дома, причем, чем раньше, тем лучше Серега был просто обязан. Там у него, в сумраке серванта семнадцать живчиков почти сутки томились в ожидании, когда их вытащат на свет божий.
О дюжине «старожилов», а также о Клюеве с Любкой, появившихся в Застолье четыре дня назад, по большому счету, можно было не переживать. Все необходимое для жизни, в том числе и личная комната на каждого, у них имелось, они могли свободно перемещаться по сравнительно большой территории и общаться друг с другом.