Хоббит, который слишком много знал

Проскурин Вадим Геннадьевич

— В чем состоит твое дело? — спросил Атлон, подозрительно косясь на меня.

— Этот почтенный халфлинг, — Ясенгард показал на меня, — его зовут Хэмфаст, он молодой сын Творца, он только что прибыл в Арканус, но он помнит, что с ним происходило в предыдущей жизни в ином мире, и он владеет невиданной магией.

Атлон состроил скептическую гримасу:

— Невиданной магией? Ну-ну… — И скрылся в полумраке.

— Зря ты начал шутить над ним, — прошептал Ясенгард. — Это священное место, шутки здесь неуместны. Надеюсь, Буридан сделает скидку на то, что ты еще не знаешь наших законов.

— Буридан — это кто? Бургомистр?

Ясенгард кивнул, началось долгое ожидание. Я отметил, что Ясенгард заметно нервничает. Непонятно, ведь воин на то и воин, чтобы воспринимать спокойно, без лишнего волнения все, что только может встретиться на его пути. У нас юношей-хоббитов учат этому с первых дней воинской службы. Может, Ясенгард ощущает потоки злой силы, концентрирующиеся вокруг алтаря? Нет, вряд ли, он же воин, а

не шаман.

Атлон выплыл из темноты, как мантикора из тьмы сарая в тот вечер, когда почтенный Никанор принял глупую смерть. Интересно, почему я вспомнил сейчас именно об этом? Предчувствие?

— Почтенный Буридан готов принять вас в малом кабинете, — сказал Атлон, и мне сразу бросился в глаза резкий контраст между медоточивым тоном, которым были произнесены эти слова, и злой торжествующей усмешкой в глубине прозрачных стариковских глаз.

Ясенгард уверенно шагнул в темноту, я последовал за ним. Как только мы покинули круг, образованный небесным светом, проникающим под своды собора сквозь гигантское круглое окно в центре фасада, сразу оказалось, что темнота не так уж и непроницаема, что кажется таковой только по контрасту. Наши шаги гулким эхом в гигантском зале. Непонятно, какой смысл строить в таком маленьком городке такое oгромное святилище? Неужели этот алтарь не может работать так же эффективно в маленькой деревянной часовне?

Мы поднялись на второй этаж и свернули в полутемный коридор, освещенный лишь острыми лучами небесного света, врывающимися сквозь узкие бойницы. Странное зрелище — будто огненные мечи пронизывают тылу, их сверкающие лезвия серебрятся тысячами пылинок, танцующих в потоке света, как птицы танцуют в дотоке воздуха, и от этого тьма между бойницами кажется еще более густой.

Я заметил охрану бургомистра только тогда, когда мы подошли к массивной дубовой двери в конце коридора. Двое воинов-халфлингов в легких кольчугах и примитивных шлемах-шишаках с короткими прямыми мечами на поясе. Приглядевшись, я различил два прислоненных к стене маленьких круглых щита из толстой кожи на деревянном каркасе. Рядом со щитами лежали две пращи, а неподалеку от каждой — увесистый мешочек, очевидно с боеприпасами. Что-то в этих пращах показалось мне необычным, но я так и не понял, что именно — призрачный свет, не рассекающий тьму, а лишь усугубляющий ее, не позволяет различать все подробности окружающих предметов. Теперь понятно, почему в этом коридоре такое странное освещение — злоумышленник заметит охрану не раньше, чем получит камнем в лоб. Но почему у них такое примитивное оружие ближнего боя? Я пристальнее вгляделся в короткий меч-огрызок одного из охранников и почувствовал, как от каждого предмета ощутимо тянет магией.

— Почтенный Буридан ждет меня, — сообщил охранникам Ясенгард и постучался в дверь. Охранники не обратили на эти слова никакого внимания, они разглядывали меня, и под их взглядами мне стало неуютно. Голос из-за двери что-то неразборчиво прокричал, Ясенгард открыл дверь, и мы вошли внутрь.

Кабинет бургомистра, против ожидания, оказался совсем крошечным, примерно десять на десять футов. Большую часть его площади занимали три письменных стола, составленных вместе, сплошь заваленные свитками пергамента и папируса. Роскошное деревянное кресло с резными подлокотниками, в котором сидел маленький толстенький халфлинг неопределенного возраста, резко контрастировало с предельно функциональным стилем убранства этой комнаты. Позже я узнал, что у бургомистра есть другой, куда более представительный кабинет для официальных приемов, а эта каморка служит ему только для повседневной работы. То, что нас пригласили именно сюда, могло означать одно из двух — либо большую честь, либо столь же большое недовольство, а реально это означало… Но по порядку.

Несколько секунд Буридан напряженно вчитывался в какую-то бумагу, не обращая на нас внимания, потом поднял близоруко прищуренные глаза, пристально вгляделся в меня (если его прищур действительно вызван близорукостью, то вряд ли ему удалось меня рассмотреть), перевел взгляд на Ясенгарда и раздраженно воскликнул:

— Ну когда вы научитесь не дергать меня по самому ничтожному поводу! Ясенгард, ты что, забыл законы хозяина?

— Я помню законы хозяина, — возразил Ясенгард, — но я считаю, почтенный Буридан, что в этом случае эти законы не применимы.

— Не тебе решать, когда законы применимы, а когда не применимы! Законы применимы всегда!

Странно, Буридан сказал сущую правду, но мне кажется, что в его словах есть что-то неправильное. Может, я уже привык жить вне закона?

Буридан тем временем продолжал:

— Охрана! Этого халфлинга на алтарь, а ты, Ясенгард, впредь не забывай, что исполнение законов — долг каждого, а не только бургомистра.

Меня будто ударили по голове орочьей дубинкой. Мне показалось, что я ослышался, конечно, я ослышался, этот пожилой близорукий халфлинг просто не мог взять и oтправить меня на смерть! Открылась дверь, и охранник о силой дернул мою левую руку, выведя меня из странного оцепенения.

Тело отреагировало само, как учил целую вечность назад Ингрейд, инструктор по рукопашному бою. Я уперся, а когда противник, все еще находящийся за спиной и потому невидимый, дернул сильнее, я подался навстречу его движению, резко развернувшись лицом к нему, моя правая рука совершила

размашистое, но плавное движение, будто целясь ударить в лицо, но, не рассчитав траектории удара, не было смысла блокировать это движение, и мой противник не стал этого делать, oн просто откинул голову назад, уходя из-под удара, но привнося в свою позу неустойчивость, и моя рука завершила движение, разместившись внутри локтевого сгиба его правой руки. Ой, как плохо! Второй халфлинг заходит сбоку, намереваясь вступить в бой, теперь нельзя продолжить начатое до логического завершения, весь план боя приходится менять прямо на ходу, но ничего — в учебных боях бывали ситуации и посложнее. Я шагнул вперед, с силой толкнув левой рукой, все еще пребывающей в тисках противника, его предплечье, и оказалось, что теперь поймана на захват не моя рука, а его, и этот захват вот-вот перейдет в болевой прием. Халфлинг мгновенно отпустил мою руку и отпрыгнул назад, разрывая дистанцию, второй халфлинг двумя скользящими шагами прошел мне за спину, готовясь прийти на выручку товарищу, я видел его движения только в виде смутной тени на самом краю периферического зрения, но не зря тe, кто знает, говорят, что боевая мощь обученного xoббита многократно превосходит его скромные габариты, а боевая школа клана Брендибэк не зря считается одной из лучших в Хоббитании. Я отпустил захват и резко крутанулся на одной ноге по часовой стрелке. Второй противник поднял к лицу согнутые руки, готовясь заблокировать удар ногой с разворота, но в реальном бою такие удары практикуют только дураки да великие мастера, обычному среднему бойцу лучше не пользоваться столь рискованными приемами. Вот и я не стал ими пользоваться. Мое правое бедро совершило обманное движение вверх-вниз, но колено не распрямилось, а вместо этого распрямилась левая нога. И ударила она не в лицо, что сделал бы на моем месте любой дурак, и не в почку, что сделало бы большинство, а в локтевую косточку правой руки. Теперь на несколько секунд его рука парализована, и несложно развить успех, проведя атаку сверху-слева (это если считать относительно меня, относительно него — сверху-справа). Но я не стал этого делать, Ингрейд твердо вдолбил в мою голову, что в бою никогда не следует делать то, чего ожидает твой противник, что хороший боец — не тот, кто вызубрил тысячу разных приемов и может безупречно показать любой из них, а тот, кто применяет прием, который достигает цели. И я сделал то, чего мой противник никак не ожидал — я нанес симметричный удар, парализовав его левую руку. Дальнейшее было совсем просто. Ментальный фон поединка резко изменился, оба противника — и тот, что панически пятился назад, бестолково дергая непослушными руками, и тот, что приближался ко мне сзади, — впали не то чтобы в смятение, но во что-то близкое к панике, и доведение боя до конца было уже делом техники. Я упал в упор лежа прямо под ноги того, кто готовился прыгнуть на меня сзади, и он пролетел надо мной, а его товарищ чудом увернулся от летящего тела. Я вскочил и совершил знаменитый прыжок хоббита. Довольно рискованно делать это менее чем в трех футах от стены, но я был уверен, что жертва не успеет прийти в себя, чтобы уклониться, и так и вышло. Я выбрал самое простое продолжение прыжка из всех возможных, ударив кулаком в висок халфлинга, судорожно пытающегося отлипнуть от дверного косяка, куда его привел неудачный прыжок, так хорошо задуманный, но так плохо выполненный. Двойной удар — вначале кулаком по черепу, а потом черепом в косяк — и халфлинг валится на пол без чувств. Я разворачиваюсь и краем глаза вижу летящий в меня кинжал. Это не специальный метательный нож, это обычный универсальный кинжал, и точно метнуть его трудно даже опытному бойцу, а того, кто сейчас метнул его, никак нельзя назвать опытным. Даже если бы я не успел заметить летящее лезвие, оно не причинило бы мне никакого вреда — кинжал ударился бы рукояткой о плечо, и все. Но я заметил кинжал, и мoя рука автоматически совершает отработанное волнообразное движение и достает кинжал из воздуха. Второе движение, столь же отработанное, и кинжал летит туда, откуда прилетел, и на этот раз он брошен куда более умелой рукой. Только когда Буридан валится на пол, как мешок с репой, а рукоятка кинжала торчит из его правого глаза, я понимаю, что в бой вступил новый участник. Зря вступил.

Второй охранник тянется к ножнам на поясе, я повторяю его жест, но все перекрывает командный голос Ясенгарда:

— Отставить! Васкес, оружие в ножны, Хэмфаст, бой закончен! Все, достаточно, одной смерти более чем достаточно.

Он брезгливо смотрит на распростертое на полу тело бургомистра и тихо бормочет, но мы отчетливо слышим:

— Идиот, Оберик свидетель, каков идиот.

Он пожимает плечами и поворачивается ко мне:

— Добро пожаловать в мир Аркануса, почтенный герой. Не знаю, что помешало тебе явиться в Круге Призвания, как положено, но я рад, что помог тебе решить возникшие проблемы.

Васкес смотрит на меня, разинув рот, я поворачиваюсь к нему и совершаю ритуальный поклон. Несмотря ни на что, он неплохо дрался. Глаза Васкеса изумленно распахиваются, и он поспешно совершает ответный поклон, к которому, к моему великому удивлению, присоединяется и Ясенгард.

— Да хватит вам, — смутился я, — в моем мире поклон — жест уважения к бойцу, с которым ты только что сражался в поединке, учебном или реальном. Не знаю, что у вас означает поклон… Да и знать не хочу. Ты лучше скажи, Ясенгард, почему ты так уверен, что я — герой?