Хочешь мира…
Шрифт:
При этом обвинении я, честно говоря, просто впал в ступор! Я-то, наивный, до сих пор думал, что «кулаки-мироеды» — это термин из большевистской пропаганды! И вообще, считал, что кооперативы — это прообраз колхозов и личная блажь Столыпина! А монархи их, разумеется, не поддерживают и поддерживать не могут! Потому, честно говоря, я потому и Рабиновича так ориентировал — поддерживать крестьян с предпринимательской жилкой. Теперь и за это огребаю!
А обличительный монолог продолжался. Причём былые и текущие заслуги не упоминались вовсе!
— Я думаю, что в нынешнем виде ваш так называемый Холдинг приносит державе больше вреда, чем пользы! — резюмировал между тем самодержец. — И должен быть реформирован! Решение будет доведено до вас на днях. Более вас не задерживаю!
Чёрт! А ведь у нас игра в самом разгаре! И не факт, что теперь удастся его переиграть! У меня аж в глазах потемнело! Так и шёл по коридору Зимнего, почти ничего не видя, да и не особо глядя по сторонам.
— Мой милый друг, что с вами? — раздался вдруг удивлённый голос императрицы. — На вас же лица нет!
— Прошу прощения! Это последствия внезапной аудиенции у его Величества! — прохрипел я и поковылял дальше по коридору, не прощаясь.
Весьма сожалею, что состояние не позволило мне лично наблюдать дальнейшее. Описания были весьма красочны, но лучше бы, конечно, увидеть самому. Рассказывали, что после моих слов глаза у Аликс загорелись нехорошим огнём, она выпрямилась, выпустила струю пара из ноздрей и так зашагала по коридору, что придворные торопливо приветствовали её и жались к стенам коридора! А дверь в кабинет супруга она, якобы, растворила одним пинком.
Разумеется, безбожно привирали. Не те там двери, чтобы от пинка женщины открыться, да и пар из ноздрей — явно преувеличение, навеянное нашими мультиками. А вот остальное…
На следующий день мы говорили уже совершенно иначе. Сидели за семейным столом, за чаем. Да и к разговору привлекли Сандро с Ксенией. А вот Столыпина с Кривошеиным не было. Да и барон Фредерикс был милостиво отпущен почти в самом начале разговора.
Всё выглядело так, будто вчерашнее мне приснилось, привиделось в жутком кошмаре. Меня все равно мило пожурили, но припомнили былые заслуги и попросили исправить недостатки. О роспуске Холдинга речи более не заходило.
Из мемуаров Воронцова-Американца
'…Разумеется, я переориентировал Рабиновича и свои банки насчёт кооперативов. Да и по кулакам пришлось разузнать более подробно. Оказывается, в этом времени так называли не крепких хозяйственников, а вовсе даже сельских ростовщиков. Разумеется, выходили они из среды крепких хозяйственников. Но далеко не все, кто умел справно вести хозяйство,
Заодно Кривошеин подсказал нам ещё один момент. Достаточно большое количество крестьян выпадало из состава клиентов нашего банка и программы кредитования. Просто потому, что деревеньки их располагались в глухомани, наделы были невелики, и весь урожай уходил на прокорм. Таким мужикам ещё и в городах приходилось подрабатывать, чтобы иметь деньги не только на выплату налогов и выкупных платежей, но и на покупки разные — и по хозяйству, и даже просто еды прикупить. Товарной продукции от них почти не было, так что и для банков они оставались «невидимками».
Теперь мы решили создавать сеть поставок удобрений и в такие деревеньки и сёла. Все же удобрения стоят в пять-семь, а иногда и в десять раз дешевле, чем дополнительный урожай картошки, моркови, свёклы, турнепса, капусты и даже репы с брюквой, к моему удивлению. Думал, они уже ушла в сказки, вытесненные картошкой. Оказывается — нет! Ели их, и редьку продолжали есть! Особенно в деревнях! Да и на откорм поросёнка, к примеру, подгнившая картошка и прочие овощи тоже годились, так что и мяса в рационе добавлялось. А некоторые и самогон варить начинали.
И нам хорошо, сбыт удобрений увеличится, и народу облегчение — жить беднота стала чуть сытнее! Понравилась ему и моя идея «перекладывать» средства, ранее вложенные в «наши» школы, в школы Сибири. Так что с Кривошеиным у нас отношения сложились отличные. А вот со Столыпиным были испорчены напрочь! Он даже выгнал из своей охраны всех моих людей вместе с собаками…'
Санкт-Петербург, квартира Воронцовых на Миллионной улице, 10 (23) октября 1909 года, суббота
— Напугали вы нас, Юрий Анатольевич! Это же надо, так Императора довели! «Холдинг должен быть реформирован»! — благодушно прогудел Сандро.
— Согласна! Довести братика до такого непросто! — поддержала его супруга. — Кто-то должен был сильно постараться.
— Вы думаете, это не только господин Столыпин?
— Разумеется, нет! Тут, скорее, кто-то из близких! — быстро ответил Александр Михайлович. — И умышляли они не против вас, а нас старались опустить. Не всем нравятся наши успехи.
— То есть, конечно, удар был нанесён по вам! — чуть смягчила высказывание супруга Ксения Александровна. — И вы бы больше всех пострадали. Но целились, мы полагаем, в нас.
— Ничего! — весело ответила моя дражайшая «половинка». — Теперь у «русского Эдисона» пояилась такая защита, что долго ещё никто не решится с ним ссориться! Говорят, императрица двери в царский кабинет ногой вышибла!
Все вежливо посмеялись.
— А теперь какие планы, Юрий Анатольевич?
Но ответить я не успел, Натали перебила: