Хочется счастья

Федоренко Людмила

Раечка успокоилась.

— Где же ваша лаборатория, ветеран? — она поправила золотистую челочку.

Кудашкин безнадежно толкнул дверь — ему уже было все равно.

ПЕРЕЦ, ВАННА И ПОМИДОРЫ

Загар был светло-шоколадный, матовый.

Я стояла перед зеркалом,

любовалась и сама себе очень нравилась.

Входной звонок прервал мое занятие. На пороге стояла соседка Ковылкина. Мы работали с ней в одном отделе. То, что она не успевала рассказать мне во время рабочего дня, она делала вечером в моей квартире, заходя за солью.

Я смирилась со своей участью.

— Который час? — без вступления спросила она.

— Половина десятого.

— Еще можно, — Ковылкина кокетливо поправила кофточку, — иду делать засолки к соседу, попросил.

«Не ко мне», — облегченно подумала я.

— О! Какой загар! Надень халат, ослепляешь. — Ковылкина завистливо причмокнула.

— Да?! Облезать начинаю. А не поздно идешь?

— Раньше не получается, дома куча дел, муж в санаторий уехал, все сама, — Ковылкина заторопилась, — бегу, Лев ждет. Она побежала вниз по лестнице.

— А соль, соль? — спохватилась я.

Ковылкина махнула рукой.

Вернуться к зеркалу я не успела. Опять звонок.

— Минуточку, — проговорила я, на ходу запахивая халат.

— Валя сказала: такой загар, и я пришел за кастрюлей. — Сосед Лев стоял в дверях, рассыпав по плечам черные кудри.

— Пожалуйста, — я подала кастрюлю, — приходите, если что надо.

Возвращаясь с работы, мы вышли с Ковылкиной на своем этаже.

— А чего это ты? — недоумевала я, — нанялась, что ли? Пусть с женой солят.

— Она в санатории, — Ковылкина с достоинством всунула ключ в замочную скважину, — а мы договорились, я — засолки, а Лев мне ванну кафелем обкладывает, сразим своих половин.

— А… — я закрыла дверь.

На другой день начальник распекал Ковылкину за ошибки.

«Опять засолка, — подумала я, — бедная, чего не сделаешь, чтобы порадовать любимого мужа облицованной ванной».

Через неделю Ковылкиной грозил уже выговор.

«Когда же это кончится? — с тревогой думала я, — и за солью не приходит».

Вечером Ковылкина зашла за солью.

— Который час? — с большим воодушевлением спросила она.

— Восемь.

— Жду Льва, я ему засолки сделала, а он сегодня обещал облицевать ванну. Сколько тушат фаршированный перец? Это его любимое блюдо, — Ковылкина сосредоточенно смотрела на меня.

— Полчаса.

— Бегу, — она заторопилась, — работы много.

Вечер был долгий и спокойный. Входной звонок разбудил меня.

— Ты перец фаршированный любишь? — унылая Ковылкина стояла на пороге.

— Ты с ума сошла, — возмутилась я, — половина первого.

—

Пойдем ко мне, — Ковылкина с мольбой смотрела на меня. — Попробуешь.

Нетронутый стол, накрытый на двоих, ломился от яств. Два полных ящика с кафелем стояли около ванной.

— Пересолила и перетушила, — жестоко сказала я, мгновенно оценив обстановку, — горький перец.

На другой день, возвращаясь с работы, мы с Ковылкиной встретили соседа Льва. Он прижимал к груди букет цветов и коробку с тортом. Мрачная Ковылкина смотрела на торт.

— Жена приехала, встречаю… — пролепетал в смятении сосед Лев.

Мы молча вошли в лифт.

ПОДАРОК

Одуревшие от ночного полета, мы шли по зданию аэровокзала получать багаж. Мой сотрудник Петров, могучий и ленивый, шагал впереди. Он, конечно, мог предложить подождать его на скамейке, но эмансипация.

И сейчас Петров, как мощный ледокол, рассекал толпы пассажиров, а я скользила за ним по фарватеру.

Мы молчали весь полет и сейчас тоже. Я ужасно переживала. Командировка наша на завод была трудной, но закончилась хорошо и неожиданно.

Нам с Петровым в приложение к согласованной документации преподнесли в подарок дрель, как образец товаров народного потребления, которые завод выпускал по нашим чертежам.

Петрову пожали руку, а дрель вручили мне.

Петров, уже ясно представлявший себе, как пригодится ему дрель в саду или гараже, оскорбленно замолчал.

Я долго объясняла Петрову, что когда артистам после спектакля дарят цветы, то сначала их преподносят дамам.

— А ты, что, артистка, — пробурчал Петров, и дрель нести категорически отказался.

И сейчас я сгибалась под тяжестью импортной сумочки, из которой торчала злополучная дрель. В самолете я предложила ему сверло и ручку от дрели, но он не взял, заметив, что взяток не берет и что при согласовании надо было написать протокол разногласий, и что он обязательно свое мнение у начальства выскажет.

Глубоко задумавшись, я размышляла, что же нам вдвоем с дрелью делать.

Петров ничего не предлагал.

Багаж еще не привезли.

— Выпьем кофе, — сказал Петров, и также решительно пошел назад.

В буфете я поставила свою импортную сумочку на стоявший рядом стул, вынув дрель, положила ее рядом.

Мы выпили кофе и вновь пошли за багажом. Ждали долго.

«Пассажирку Цветкову, прилетевшую рейсом 5, просят пройти в комнату милиции», — объявили по радио.

«Дрель, взятка» — пронеслось у меня в голове.

— Ну, — сказал Петров, — иди.

— Зачем? — ахнула я.

— Тебе виднее, — заметил Петров, и я уловила в его голосе скрытое торжество.

— Пойдем вместе, — попросила я. Петров скривился, но пошел.