Хочу тебя, девочка
Шрифт:
В голосе Ариадны засквозили истерические нотки, но мне было плевать на то, что чувствует и желает сказать мне женщина, не имеющая никакого ко мне отношения.
— Я это понял, Ари. И знаешь… мне это нравится.
Усмехнувшись, я сел в машину и, оставив Свету там, где ей нравилось находиться даже без меня, отправился домой. Надеялся, что испытаю чувство удовлетворения, однако все, что ощущал в данный момент, можно было обозвать лишь одним словом.
Разочарование.
Прежде
Часть 34. Марина
— Мы что же… можем снова тут жить?
Мама, которую наконец выписали из больницы, с удивлением озиралась по сторонам, будто видела нашу старую квартиру впервые.
Дни, предшествующие ее выписке, время, проведенное с ней в больнице и необходимость ухаживать за мамой — все это помогало мне выжить. Не думать, не мучиться вопросами, не вспоминать то, от чего до сих пор внутри болело.
Но я совсем не предусмотрена то, как объясню матери всю эту историю с квартирой.
— Да, мама, квартира снова принадлежит нам, — произнесла я отстраненно, надеясь, что она не станет задавать новые вопросы.
Но не свезло.
— Ты же говорила, что продала квартиру… — проговорила мама, внимательнее в меня вглядываясь.
Я прикусила губу. Врать не хотелось, но как она отреагирует на правду? Да и какой ложью можно объяснить наличие у меня такой суммы, которой хватило на выкуп квартиры?
— Камиль выкупил ее и подарил нам, — ответила наконец неохотно.
При упоминании Исаева лицо мамы просветлело. На губах заиграла улыбка, когда она спросила:
— Кстати, а где он? Камиль Назарович давно не заходил в больницу…
Я сжала челюсти. Рано или поздно все равно пришлось бы все рассказать. Выходит так, что это получилось рано.
— Он больше не придет, мама. У нас… все кончено.
С тихим охом мама присела на кушетку, еле как влезшую в узкую прихожую.
— Но как же… я думала, он твой жених…
Захотелось невесело рассмеяться. Моим женихом он был разве что в мамином воображении. А я позволяла ей так думать, чтобы не расстраивать. Зато теперь… Теперь столкнулась с неотвратимой необходимостью объяснять то, о чем и вспоминать не хотелось.
— Мама, так случается, — сказала я твердо. — Богатым мужчинам быстро надоедают их игрушки…
Последнее вырвалось из меня против воли, вместе со всей горечью, что ядом разъедала душу изо дня в день. По бесконечному адскому кругу.
Мама зажала рот рукой. По ее полным ужаса глазам стало ясно — она обо всем догадалась.
— Марина, ты что же… спала с ним за деньги?
Меня захлестнуло нечто, похожее на смесь злости, бесконечной усталости
— Если хочешь знать — да! — буквально выкрикнула в ответ. — И я сделала бы это снова ради того, чтобы спасти тебе жизнь! Ради того, чтобы тебе было, где жить! Сделала бы, несмотря ни на что!
Каким-то чудом удалось вовремя замолчать. Замолчать прежде, чем с уст сорвалось бы то, с чем до сих пор пыталась примириться. То, что она мне лгала. То, что я ей не родная дочь.
Но сейчас было не время. Какая кровь во мне бы ни текла, эта женщина меня вырастила. И делала все ради моего благополучия. Все, что я прошла ради нее — не такая уж большая плата за то, что у меня все же была семья. До определенного момента даже счастливая…
— Мама, пожалуйста, пойдем в комнату, — сказала я уже спокойнее, когда между нами повисла тишина. — Тебе надо отдохнуть.
Она лишь рассеянно кивнула. Потом сказала то, отчего у меня мучительно защемило сердце:
— А мне казалось, что он смотрел на тебя так по-особенному…
Я сжала губы, чтобы они не дрожали. Мне тоже много чего казалось. Но все обернулось лишь стремительно рассевшейся иллюзией.
— Присаживайся, — сказал мне Пьер, кивая на место напротив себя.
Он назначил мне встречу в этой кофейне сам. Я не представляла, о чем нам говорить теперь, когда нас, казалось, больше ничего не связывало.
Я неуверенно помялась рядом со столиком, потом несмело предложила:
— Если тебе надо мне что-то сказать, может, просто прогуляемся?
Бывший наставник на это лишь презрительно фыркнул:
— И где ты собралась здесь гулять? Рядом ни парка, ни сквера! Хочешь шагать вдоль автодороги, глотать пыль и пытаться услышать друг друга сквозь шум машин? Я — не хочу, так что садись давай!
Я нервно покусала губы, потом наконец призналась:
— Пьер, у меня сейчас нет лишних денег. У меня их вообще нет…
Он смотрел на меня с полным непониманием. Потом наконец на его лице проступило осознание, и он уверенно кивнул на стул напротив:
— Именно поэтому я тебя и позвал. Садись, говорю. Кофе с меня.
Я невесело усмехнулась. Что ж, с Пьером можно быть уверенной, что отрабатывать чашку кофе натурой не придется. И все же… было очень неловко принимать даже это скромное угощение.
Еще немного поколебавшись, я все же присела напротив. В конце концов, мне совсем необязательно что-то вообще заказывать, ведь так?
— Для чего ты меня позвал? — спросила сразу, напрямик, не желая продлевать эти моменты неловкости.
Он откинулся на спинку стула и внимательно оглядел меня. Потом сказал: