Хочу твою любовь
Шрифт:
Но, на взгляд Авроры, как раз наоборот, бог наградил ее приемную мать очень изобретательным умом, и в этом плане она была гораздо хитрее, чем приемный отец. И делал он, в конечном счете, именно то, что она говорила. Рори нисколько не сомневалась, так будет и в этот раз – с подсказками Бригиты Азриэль удержит место помощника при новом шерифе.
Именно ее, Бриггиту, Аврора боялась больше Азриэля, у которого, по сути, точно должны были возникнуть подозрения, при его-то должности.
Но приемный отец никогда не отличался внимательностью, в отличие
Ждала.
Сдвинутая на пару сантиметров семейная фотография на стене.
Вычищенный ковер.
Переставленные статуэтки на камине.
Какие-то еще мелочи, которые они упустили из виду, но которые легко могла заметить хозяйка дома. Материнское чутье должно было обостриться – ведь ее сын пропал, а его дух, наверное, еще витал здесь, над местом, где он встретил свою смерть.
Но с той страшной ночи прошла неделя. Потом другая, а потом дни перестали тянуться так мучительно медленно и просто пошли.
Чада или хоть какие-то его следы искали везде, но не в особняке Франсонов. Все как-то сразу поверили в то, что домой он не возвращался… Азриэль и еще несколько полицейских пару раз обыскивали его комнату. Но весь дом и, в частности, гостиную, им в голову почему-то проверить не пришло.
Ей об этом никто не рассказывал, но Аврора подслушала, что в комнате Чада полицейские обнаружили секретный шкафчик с богатейшей коллекцией эротических журналов и порно-дисков. Вот только на светлый образ сына, существующий в голове Бригиты Франсон, это абсолютно никак не повлияло.
После исчезновения Чада Бригита нашла свое утешение в Авроре. Но не в том, что увидела в ней дочь, стала как-то человечнее относиться… Вместо этого приемная мать избрала Рори своим психологическим донором, изводя бесконечными разговорами о сыне. О том, какой он замечательный, великолепный, выдающийся и какое наступит счастье, когда он вернется домой…
Вот только Аврора знала точно: Чад не вернётся уже никогда.
Поначалу слушать приемную мать было тяжело. Рори ловила себя на мысли, что в какие-то моменты с трудом сдерживается, чтобы не сказать Бригите правду. Снять хотя бы небольшую часть непомерного бремени вины, которое легло на ее плечи, когда она нажала на курок. Признаться в убийстве, а там гори все синим пламенем.
Да, поначалу молчать было невыносимо. Но с каждым днем желание признаться слабело, и, в конце концов, она научилась отключаться от навязчивой радиостанции под названием «Ангелоподобный Чад, К Идеальности Которого Тебе Не Приблизиться Никогда». И стало если не легче, то хотя бы спокойнее.
Совсем спокойнее было, если приемная мать не таскала Аврору каждое утро в церковь – молиться о том, чтобы Чад поскорее нашелся и пребывал при этом в добром здравии и хорошем настроении. Без Авроры Бригите как-то не молилось.
Старинная церковь – одна из достопримечательностей Гарвен-Гроув. Она даже внесена в список объектов культурного
Бригита заняла скамью практически напротив алтаря. Аврора приближаться к алтарю не хотела, поэтому, наоборот, села в последних рядах, где было сумрачно и прохладно. За исключением двух-трех человек в это раннее утро церковь была пуста.
Как и каждый раз в этом месте, к горлу подступил ком, который Рори с трудом проглотила, чтобы он темным грузом залег на самом дне ее души. Какое-то время она думала, что не сможет с этим жить – бессонными ночами ей казалось, что она действительно сойдет с ума, заблудится в паутине черных мыслей.
Она убила человека. Лишила жизни живое существо.
Сможет ли когда-нибудь себя за это простить?
– Красиво здесь. Сразу такие возвышенные, одухотворенные мысли. У тебя такого нет?
Наверное, надо было перестать удивляться способности этого человека появляться как будто из ничего за ее спиной.
Человека ли?!
Слишком страшный вопрос.
Гэбриел Франсон пригнулся к ней с заднего ряда, небрежно облокотив руку о спинку ее скамьи. Рукав его безукоризненной черной рубашки задрался, обнажив мужское запястье с часами, которые замаячили прямо у Рори под носом. Циферблат был закрыт прозрачным стеклом, позволяющим увидеть часовой механизм во всех деталях. Его мосты и пластины складывались в стилизованное изображение черепа, в зубах которого находилась миниатюрная конструкция с крошечным фиолетовым камнем посредине.
– Это? – он безошибочно определил, куда направлен ее взгляд. – Небольшое усложнение механизма, система, компенсирующая земное притяжение и обеспечивающая часам сверхточность.
– Турбийон позволяет нивелировать притяжение Земли, но не до конца, – проговорила Аврора вполоборота к нему. – Минус одна, плюс две секунды погрешности все-таки есть.
– Какие глубокие познания! – судя по голосу, он усмехнулся. – Я поражен.
– В доме отца весь чердак был завален старинными книгами, – она и сама не знала, зачем объясняет это. Зачем говорит что-то обыденное, когда от одного его присутствия рядом ее начинает трясти. – Может, среди них даже были какие-то ценные издания. В одно очень дождливое лето мы с подругой не вылезали с того чердака.
– Я крайне неравнодушен к вещам со своей историей и, чем она интереснее, тем лучше, – сообщил Гэбриел и спросил с интересом. – Вы показывали эти книги букинисту? Там оказались редкие?
– Отец сжег их на заднем дворе. Ему не нравилось, что мы роемся в старых пыльных вещах. Наверное, боялся, что подхватим какую-нибудь инфекцию или нас покусают крысы.
– Хочешь его увидеть? – как ни в чем не бывало спросил Гэбриел Франсон.
– Свидания запрещены, – с минутной заминкой ответила Рори.