Хочу твою любовь
Шрифт:
Как будто это был самый обыкновенный вопрос.
Сколько раз она говорила себе: нет, ты сходишь с ума, тебе кажется, этого просто не может быть…
Потому как, если это правда, она страшнее того, что произошло в ту ночь между ней, Чадом и Скуиллером Батчем. Она так страшна, уродлива, так безнадежна, что содрогаешься, стоит лишь хоть на мгновение поверить.
Боже правый, лучше бы она действительно повредилась в уме…
– Любой запрет можно обойти. Если ты действительно этого хочешь, разумеется.
Теперь Гэбриел уже не позади и по левую сторону от нее,
Бригита сидела, не оборачиваясь, как будто совсем позабыв об Авроре, хотя обычно не отпускала ее от себя, под высокими сводами ворковали голуби, мимо прошел священник, задев край скамьи своей пурпурной сутаной.
Все было как всегда, повседневно, обыденно, но ей не было места в этой обыденности, так же, как и тому, кто находился за ее спиной.
– Я думала, что… – язык слушается ее с трудом, словно она не пила несколько дней, оттого голос звучит невнятно и сипло, как у глубоко простуженной. – Я думала, что вам запрещено находиться здесь…
– Где написано, что обычному человеку нельзя зайти в храм божий и помолиться о спасении своей души? – Гэбриел Франсон удивился совершенно искренне, но эта искренность была оскорбительна. – Говорили эти… как там их… ну, фанатики в белом с фестиваля – скоро ж Апокалипсис! Надо покаяться в грехах, быть добрее и все такое… Вот у тебя, например, какой самый тяжкий грех?
Аврора задохнулась, судорожно вцепившись в гладкую деревянную спинку скамьи, что находилась перед ней. Она давно хотела уйти, но вместо этого сидела на месте, как пригвожденная.
– Мой брат так сильно переживает пропажу Чада, прямо сердце кровью обливается, – сочувственно проговорил Гэбриел, потому что она молчала. – Признался: надеется, что он живой. Бедняга Аз, даже думать не хочу, каково это – потерять своего единственного сына. А ты как полагаешь, Рори, жив твой брат или нет? Есть ли надежда на его возвращение или его хладный труп прикопан где-то под мостом?
Под мостом…
– Если хотите меня шантажировать, напрасно, – помертвев, одними губами прошептала Рори прежде, чем сообразила, что фактически призналась в убийстве. – Можете пойти в полицию и все рассказать.
– И в мыслях не было, – он услышал и склонился ближе, к самому основанию ее шеи, медленно покачал головой и отрицательный жест превратился в ласку. – Пахнешь морковкой, невинностью и сливками. Прямо как маленький хорошенький зайчишка. Все портит только горечь вины.
Трепеща, Рори почувствовала, как при его движении твердые теплые губы скользят по ее беззащитно открытой коже.
В церкви!
Нельзя… Нельзя…
Сексуальность, умело спрятанная под маской нежности, интимного прикосновения, порочного в своей естественности.
– Я всего лишь хочу, чтобы ты перестала мучиться от этих дурацких и на хрен никому не нужных угрызений совести, – продолжил он.
– Что?
Не выдержав, она обернулась. Не потому, что он знал – это как раз было неудивительно.
Гэбриел Франсон, слегка усмехаясь четкими чувственными губами, смотрел на нее из-под тяжелых век. И бездонная глубина этого взгляда делала его вроде бы обыкновенное лицо зрелым, наполненным внутренней силой, и… по-настоящему красивым.
Испугавшись, Аврора резко отвернулась, безуспешно пытаясь найти в себе силы вскочить и бежать от этого существа, которое лишь притворялось человеком, на самом деле будучи чем-то по-настоящему жутким, древним и могущественным. А в следующее мгновение Рори почувствовала, как он положил ладони ей на плечи, и тяжесть его рук была такой расслабляющей и приятной, что она отдала все сокровища мира, лишь бы он их не убирал.
И она увидела гостиную Франсонов и труп с размноженной головой на ковре, в обезображенном лице которого с трудом можно было узнать Скуиллера Батча. А рядом себя, голую и истерзанную, с пистолетом, который Чад приставил к ее затылку. Она стояла на карачках, а он ритмично двигался в ней сзади, и ее лицо было искажено от боли.
– Вот, что произошло, если бы ты не выстрелила, – вкрадчивый голос Гэбриела раздался над левым ухом и он сжал ее плечи сильнее, расслабляя, унимая в ней нервическую дрожь, вызванную этой жуткой картиной. – И как, по-прежнему жалко бедную невинную душу Чада Франсона? По-прежнему сожалеешь, что лишила жизни это творение божье? Не смущает, что оно собиралось натворить?
– Неужели Чад действительно был способен на такое зверство? – выдохнула Аврора.
– Под действием алкоголя люди совершают куда более дикие поступки, – пожал плечами он. – Но тут алкоголь почти не причем. Между нами говоря, душонка твоего братца была довольно мерзкая и отправилась куда следует, можешь мне поверить.
– Оправдание убийства… – помимо воли Рори усмехнулась, хотя сейчас ей было точно не до смеха. Отправилась, куда следует. В ад. – Наверное, было глупо ожидать чего-то другого от… от…
Последнее слово застряло где-то в легких: язык не повернулся произнести его, тем более здесь, под этими светлыми сводами.
– Ты фантазерка, Аврора, – ее заикание его развеселило. – Сама подумай – будь я дьяволом, разве смог войти сюда?
Рори растерялась, но тут же постаралась взглянуть трезво. Он играет с ней, дурачит, хочет сбить с толку. Такова природа нечистого. Или… Или на фоне произошедших событий у нее действительно открылись серьёзные проблемы с психикой?
– Откуда тогда вам известно про…Чада? – эхом отозвалась она.
– Я предположил, – искренность его тона была с лихвой компенсирована усмешкой.
– Вы знали, – тихо, но очень твердо сказала Рори. – У любого человека мое признание вызвало бы удивление и шок. Но вы… Возможно, даже видели все своими глазами. Вы имеете такую возможность, потому что вы… Не человек.
В другом месте она побоялась сказать это. Просто не смогла, умерла от страха. Но ведь это церковь! Это божий храм! Он не сможет с ней ничего сделать. Здесь нет его власти!