Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2
Шрифт:
Он ненавидел всех ходоков и остальных людей вкупе с ними.
Ненавидел весь свет – и был вынужден жить в нём. Вот что его больше всего раздражало и приводило в бешенство…
Куда бы он ни уходил во времени и пространстве, везде жили люди со своими заботами и радостями. И нигде, никому не было дела до маленького, злого человечка. Мало того, где только могли, они ущемляли его болезненное самолюбие. И он, пользуясь даром ходьбы во времени, мстил им. Мстил, как мог: убивал, травил, издевался.
Ему хотелось быть благородным красавцем,
Но женщины смотрели на него с отвращением, а мужчины – с презрением. И он мстил и тем, и другим.
Мстил!
Он ещё отомстит и Радичу за его везучесть, надменность и заносчивость, и Арно – за его мужское величие, и Тойво – за его увлечённость, и Эдуарду, и Осикаве, о котором слышал, что тот будто бы состоял в их объединении, но которого ни разу не видел. И даже пьянице Гнасису – просто за то, что они с ним встретились.
Он им отомстит всем и за всё!
О мести даже думать было болезненно сладко…
Толкачёв застал Владимира врасплох. Тот как раз самозабвенно вырезал на подоконнике своё имя крупными буквами и не заметил, как рядом проявилась огромная и мощная, по сравнению с его комплекцией, фигура КЕРГИШЕТА.
Связанный и с кляпом во рту, лежа на кровати, на которой только что спал дон Севильяк, Владимир выпученными безумными глазами смотрел и не видел, а если и видел, то не понимал происходящего вокруг него, настолько его поразило случившееся. Громадный, под потолок, как ему показалось, человек, а быть может, и не человек вовсе, легко взвалил на свои плечи грузное, неподъёмное тело дона Севильяка и ушел в дверь, пружиня сильными ногами. Руки дона Севильяка вяло волочились по полу.
Хлопнула дверь. До Владимира постепенно стало доходить, что он не спит, а всё произошло наяву. И связан он по-настоящему, и рот у него заткнут какой-то тряпкой…
И чтобы ото всего избавиться, надо уходить на дорогу времени, не расплатившись с обидчиком.
Симон изнутри такси открыл дверцу, уступил, потеснившись, место на сидении.
– Давай его, голубчика! – наигранно весело сказал он. – Хоть бы здесь перестал храпеть… У-у!.. Запашок от него.
– Ну, здоров же он, – вытирая пот, облегчённо выдохнул Иван. – Я его несу, а он руками по земле чиркает.
– А переход?
– Нормально.
Симон перешёл на первое сидение, повернулся к Толкачёву.
– Тебя где высадить? – спросил он и предостерегающее повёл бровью на водителя такси, молодого парня, которому, видимо, компания с пьяным не нравилась – он сидел, поджав губы, и деланно безразлично смотрел перед собой; ему за это обещали хорошо заплатить.
– Нигде. Тебе одному его ко мне не провести, – сдержанно ответил Толкачёв. – В нём килограммов сто пятьдесят.
Дальше они ехали молча, пока Иван не попросил
– Вот сюда, пожалуйста! – И через некоторое время: – Приехали!
Расплатились. Таксист был доволен и оплатой, и тем, что пассажиры благополучно добрались до нужного места без ущерба для такси.
Ходоки с трудом извлекли друга из тесного для него салона – машину при этом раскачивало, как лодку на волнах.
Взяли дона Севильяка под руки, закинув их себе на плечи, и живописной группой под ироническим взглядом таксиста направились в ближайший двор, где в стороне от нескромных глаз стали на дорогу времени и проявились в прихожей квартиры Ивана.
– Я остановился на всякий случай подальше от дома, – проговорил Иван.
– Это разумно, – пыхтя под тяжестью дона Севильяка, отвечал Си-мон. – Вообще-то, Ваня, тебе надо иметь свою машину.
– Легко сказать! Взял и купил.
– Это не так сложно.
– Кому-нибудь и не сложно. А я боюсь её. Пробовал уже неоднократно, когда прорабствовал. На ней ведь, если сам не задавишь, так тебя задавят. Не я придумал. Ну а что? Не правильно? Да и зачем она мне? Чтобы под окном стояла и всем глаза мозолила?
– Тоже мне фаталист какой нашёлся… Фу, как от него несёт перегаром… Надо развернуться, а то не пройдём…
Арно
В квартире их уже ждали, а точнее, в комнате, развалившись на диван-кровати, сидел Арно с нахальной ухмылкой на небритом лице. Длинные ноги накрест, руки в раскидку облокочены на спинку дивана. Он жевал резинку и был уверен в себе.
В углу комнаты, у телевизора на стуле, смирно сидел Сарый. Положив руки на бёдра, и тоскливо посматривал на Арно негодующим взглядом, справедливо считая, что тому здесь делать нечего.
– С прибытием! – с фальшивой радостью приветствовал Арно входящих.
По тому, как потяжелевшего дона Севильяка потянуло вниз и в сторону, Иван понял, что Симон ему уже не помощник, так как, по-видимому, увидев Арно, стал на дорогу времени, дабы разведать обстановку: один он сюда пришёл или со всей оравой отщепенцев.
– Зря он, – с досадой буркнул Арно, принимая более скромную позу. – Я один. Никто больше не знает, где вы прячетесь.
Проявился Симон.
– Чисто, – доложил он и вопросительно посмотрел на Арно.
– Говорю же, я один пришёл.
Иван, перехватив в охапку дона Севильяка. повалил его на диван. Арно с ворчанием едва успел увернуться, чтобы уступить место падающему телу ходока.
– Вы что, всегда так гостей встречаете? – вскакивая, воскликнул он. – Один, – он кивнул на слегка ожившего и порозовевшего Сарыя, – молчит как рыба, другие даже не поздоровались. Севильяками бросаются.
Не такого приема ожидал Арно, идя сюда. Всё: встреча, приём, разговор – представлялись ему совсем не так, а иначе. Как-никак, он к ним пришёл в необыкновенное время, и они должны были бы понимать это не хуже его.