Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем, Ривкин Константин Евгеньевич

Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем

на обложку

Ривкин Константин Евгеньевич

Шрифт:

Как-то в подобном случае мой в прошлом коллега упрекнул меня: «Ишь как ты заговорил! А когда работал следователем, рассуждал по-другому». Я согласился с ним отчасти, поскольку профессия, безусловно, накладывает свой отпечаток и корректирует мировоззрение. Но что интересно – после того, как я привел в качестве контраргумента довод о том, что, когда ранее мы работали следователями, такого бардака и беззакония не было, он согласился. Разговор происходил в конце 90-х годов.

Если свести воедино позицию моих бывших коллег, то она заключается в том, что их вполне устраивало положение судьи: неприкосновенность, возможность самостоятельно разрешать дела (речь не шла о резонансных процессах), широкие властные полномочия, очень неплохая заработная плата, высокая пенсия при выходе в отставку. Что-то подобное описала судья, начинавшая секретарем в Мосгорсуде: «Некий корпоративный дух, общее понимание вещей, ощущение, что ты – часть системы, в которой у тебя есть красная корка, которая всегда поможет при встрече с милицией,

чувство, что надо обязательно оборонять это сообщество…» Показательна и отмеченная той же судьей психология представителей данной корпорации: «Я верила, что те, кого судят, это упыри, зло, которое должно быть наказано… Ты попал под следствие – значит, ты сволочь. Мне казалось, что мы делаем хорошее дело, что на скамье подсудимых злые люди, что они все плохие. Постепенно в тебе развивается цинизм. Я видела человека в клетке, мне было его совершенно не жалко, я к нему относилась как к работе» («Большой город», 1 февраля 2012 г.). Понятно, что при таком вполне удовлетворяющем судей положении у них нет никакого желания делать какие-то шаги, выбивающиеся из общего ряда, в то время как стандарты их деятельности устанавливаются вышестоящим судом, а отчасти – еще и надзирающей прокуратурой.

Как-то по небольшому хозяйственному делу, где я участвовал по назначению, один из знакомых мне судей вынес в итоге вполне лояльное решение, хотя квалификация преступления изначально противоречила разъяснениям Пленума Верховного суда РФ, о чем я сказал в прениях. После процесса я зашел к судье и поинтересовался, почему он так поступил. Вот какой последовал ответ: «Наказанием остались все довольны. А зачем мне при этом что-то переквалифицировать, нарываясь на представление прокурора?»

Это было довольно безобидное откровение, поскольку в другом случае председатель одного из районных судов с немалым стажем работы доверительно поведал, что иногда к нему приходят озадаченные молодые судьи и просят совета, как им поступить, поскольку дело явно «шито белыми нитками». Рекомендация меня шокировала: «Если видите, что человек невиновен, назначайте ему наказание поменьше!»

Трагедия состоит в том, что всех этих людей я знал как хороших профессионалов своего дела, обладавших неплохими человеческими качествами. Забота о собственном благополучии затмила у них малейшие устремления к достижению истинных целей судопроизводства. И что явно бросалось в глаза с обретением судейского статуса – появление безапелляционности в суждениях, порой далеко не бесспорных. Впрочем, и этому есть свое объяснение. Вот как оно звучит в устах одного из судей: люди, получившие право разговаривать с вами от имени страны, почувствовали себя небожителями, они стали смотреть на себя другими глазами, и в отражении зеркала они видят ангела в своем лице, но часто путаются с его цветом. Черный ангел видится им белым. Полученная должность судьи не влечет автоматического очищения души и изменения взглядов, привычек и системы ценностей конкретного человека, надевающего мантию [45] .

Новиков Д. Ваша честь про честь и нечисть, 6 февраля 2012 г. https://pravorub.ru/artic-les/15872.html

Обращусь к оценкам, которые дают отечественному правосудию сами судьи, дабы избежать упреков в необъективности и «стенаниях адвоката».

Один из разработчиков судебной реформы в России, федеральный судья в отставке Сергей Пашин: «Судебная система вмонтирована в вертикаль власти и выступает частью госаппарата, далеко не самой бескорыстной и просвещенной» («Нью тайме», 2008, № 27).

В 2010 году, столкнувшись с демонстративным саботажем нижестоящими судами президентских поправок в УПК РФ, запрещающих заключать под стражу предпринимателей, глава высшего судебного органа, председатель Верховного суда РФ Вячеслав Лебедев, посетовал на судей-нарушителей, сказав, что при применении новой редакции закона надо руководствоваться правовым смыслом, а не революционной ненавистью неимущего к богатому («Коммерсантъ», 11 июня 2010 г.).

О том, что такое враждебное отношение существует у судей в самых различных проявлениях, подтверждает пример, о котором поведал автору этих строк человек, присутствовавший на суде над своим знакомым предпринимателем. Когда у подсудимого выяснялось прежнее место работы, тот назвал отдел приватизации местного органа власти. «Ясно, – среагировал судья. – Родиной торговали». И назначил в итоге наказание больше, чем просил прокурор.

Тема принятия на вооружение правоохранителями необольшевистской идеологии уже становится общим местом не только в специальных научных исследованиях, но и в публицистике. Антон Носик, говоря о судьях, приходит к ошеломляющему выводу: «В любом оборотне в погонах они видят коллегу, сослуживца и собрата, а в бизнесмене – классового врага», что приводит журналиста к призыву гнать из юстиции оборотней в судейских мантиях. «Покуда они там заседают, неуважение к суду является у нас не уголовным преступлением, а гражданским долгом каждого уважающего себя жителя страны» [46] . И хотя последний из приведенных тезисов

представляется не бесспорным, все же он имеет под собой определенное обоснование. По-другому говоря, уважение к институту судебной власти не есть уважение к конкретному судье, своими действиями такую власть дискредитирующего.

http://dolboeb.livejournal.com/2306862.htm

Позволю себе утверждать, что вирусы эпохи революционной уравниловки намного глубже проникли в существо сегодняшних служителей уголовной юстиции, чем это может показаться на первый взгляд. Экспроприаторское правосознание не позволяет им равнодушно взирать на состоятельных людей, и поэтому попавший в руки по стечению обстоятельств уголовный закон становится средством восстановления превратно понимаемой социальной справедливости. «Будем раскулачивать», как сказал в одном известном мне случае судья, давая санкцию следователю на обыск в квартире бизнесмена.