Ходячие. Второй шаг
Шрифт:
– Собаку! Он ел собаку! Она была еще живая, а он ел! – Вика завертелась на месте, тонко подвывая.
Игорь уже управился с Мариком. Голова азиата превратилась в бесформенный ком, будто слепленный из манной каши пополам с вареньем. Проходя мимо Вики, Самохвалов деловито вытер руки о штаны и ловко, прямо на ходу, влепил девушке пощечину. Удар, пусть и несильный, все же привел Вику в чувство, она застыла, раскрыв рот. Истерика прекратилась.
– Но-но. Вы руки-то не распускайте. Это моя девушка, мы сами разберемся, – Стас даже слегка толкнул Игоря в грудь, давая понять, что готов к драке.
– Так и унял бы свою… девушку, – сказал он.
Стас двинулся было на обидчика, но его остановил голос врача.
– У нас тут ЧП, – Шер говорил в нос, и фраза могла бы показаться забавной, но…
Горецкий сидел на траве, привалившись к стене и закрыв глаза. Засохшая кровь на его лице лишь подчеркивала бледность.
– Укусил, – сказал врач, – в ключицу.
На груди пилота алела подкова укуса.
– Ловкий, сука. Я даже не почувствовал, – сказал он.
Первый пилот опять закрыл глаза, и казалось, теперь мечтал о чем-то. Доктор сунулся обработать рану, но Горецкий отмахнулся. Достав пистолет, он положил его перед собой на траву и подтолкнул поближе к зрителям. Потом поудобнее привалился спиной к стене и затих. Немой вопрос, повисший в воздухе, был практически осязаем.
– Это кто, вообще, был? – вяло поинтересовался Горецкий.
– Командир, хлебнуть не хочешь? – вместо ответа спросил Игорь.
– Как вам не стыдно… – начала Каролина.
Но Горецкий охотно принял предложенную фляжку и сделал большой глоток. Потом еще.
– Так себе коньячок, – заметил он, – я думал, у тебя получше будет.
– Извини, – пожал плечами Самохвалов и выстрелил пилоту в голову.
Никто даже не заметил, как он поднял с земли пистолет. Зато все увидели, что глаза Горецкого уже помертвели и подернулись пеленой. Тянуть с выстрелом было нельзя.
– Собаку-то убить у него, видите ли, рука не поднялась. А человека ничего, смог, – Каролина первой нарушила молчание, заговорив нарочито громко, чтобы обвиняемый услышал ее.
Стас ткнул лопатой землю под яблоней и заметил:
– Мягкая. Быстро закопаем.
– А почему вы хороните собаку и пилота на участке, а Марика закопали за воротами? – спросил Сева.
– Неважно. Тут Игорь хозяин. Он так сказал.
– Сидит дома, как барин. А мы копаем, – буркнул Егор.
– Без него будет быстрее. К тому же мы ему как бы должны.
– Вообще-то Горецкий умер из-за него. А он из-за собаки переживает.
– Да не виноват он, – Стас стряхнул налипшую на лопату землю, – он не знал, что Марик на территории. На домике замок. Вот и решил, что сторож ушел.
– Как же Марика укусили, ведь здесь забор? – не унимался Сева.
– Вышел, наверное, за чем-нибудь, вот его и укусили. А потом пришел домой и… заболел. И загрыз собаку.
– Нечего тут крутиться, – рыкнул на мальчишку Егор, – иди в дом. Тебе вообще спать пора.
– Я сейчас не усну, – по-взрослому вздохнул Сева.
– Все равно ступай. Позови всех, чтобы попрощались с капитаном.
– Раз уж ложиться никто не желает, то хотя бы не шумите. Я постараюсь уложить ребенка, – попросила Каролина спустя
Внутри дом оказался столь же помпезным и безвкусным, как и снаружи. Внизу – просторный холл, стилизованный под салун, каким его представляют себе любители вестернов – с огромной барной стойкой. При этом потолок украшен лепниной с завитушками. Люстра, грубоватая, но с подвесками, кажется, из горного хрусталя. Лестница, ведущая на второй этаж, без нужды закручена винтом. И эти красные занавески повсюду. Кем бы ни был их хозяин, средства у него водились. На втором этаже три спальни, сходящиеся дверьми к общей ванной комнате (и никаких задвижек, заметьте!).
– Кто бы сомневался, что вы выберете самую большую, – хмыкнула Аида.
– Комнат вообще-то хватит на всех. Если кто-нибудь согласится спать во времянке.
– Я могу, – отозвался Евгений Дороган.
– Я уж думал, ты немой, – удивился Саня, – все молчишь, – и добавил торопливо: – Чур, я с тобой. Не нравится мне в этих хоромах.
– Да, странная дача, – заметила Каролина.
– Вообще-то это не совсем дача, – хмыкнул Стас.
– Не поняла, – растерялась мамаша.
– Это дом… холостяка, – тактично пояснил ей муж Валентин, а Саня добавил:
– Это траходром. Он тут развлекается с телками.
– Что ты такое говоришь!
– Сама подумай. Зачем на даче такое огромное джакузи? А диван в форме губ? А картины видела? Да тут только трахаться.
– У богатых свои причуды, – прервал его Шер, – может себе позволить. И в этом даже что-то есть. Жить в одном месте. Работать – в другом. Развратничать – в третьем.
Каролина задумалась, потом она развернулась и поднялась в спальню, где маялся Сева. Заложив руки за голову, мальчик созерцал картину, изображающую женщин и мужчин, скажем так, в интересной ситуации, которую мать сразу не заметила. Каролина быстро сняла полотно и убрала за штору. Однако хозяин дома каким-то шестым чувством определил, что над интерьером вершится насилие. Заглянув в комнату и увидев, что картины нет на месте, он сказал:
– Повесь на место.
– Я не хочу, чтобы сын смотрел на это.
– А я не хочу, чтобы ты тут что-то трогала. И меня не интересует, чего ты хочешь.
Каролина аж рот раскрыла, а Игорь спокойно повесил картину на прежнее место.
– Вы считаете, нормально – показывать такое ребенку?
Но Самохвалов, будто не слыша женщину, задумчиво созерцал полотно, прикидывая, ровно ли оно теперь висит.
– Вы издеваетесь? Снимите это! – закричала Каролина. Игорь повернулся к женщине и осмотрел ее так, будто только что ее заметил.
– Во-первых, заглохни, – попросил он, – а во-вторых, если тебе что-то не нравится, я никого не держу.
– Слушаем меня внимательно, – Игорь повысил голос, чтобы его слышали внизу, – в доме ничего не переставляем и не двигаем. Без спроса ничего не трогаем. Понятно? Обживаться здесь не надо. Помылись, поели, поспали, и – скатертью дорога. Возиться с вами я не нанимался.
Поправив картину еще чуть-чуть, хозяин дома покинул, наконец, спальню. После его ухода Каролина (лицо которой покрылось красными пятнышками, как клубничками) произнесла: