Ходынка
Шрифт:
— Этот мальчишка… Позвольте, да ведь он младше меня.
— То-то и оно. Это вы в сорок лет у батюшки с матушкой дозволение жениться на коленях вымаливаете. А у дикарей осьмнадцати лет уже гаремы.
— Полноте… „Гаремы“…
— Да, гаремы! — продолжала Ольга. — Но это там, у туземцев… А вот в России он зарежет или почту разобьет, и ничего ему не будет, кроме церковного покаяния, потому что годами не вышел. Да и то сказать… Ты заметил, как он владеет ножом?
Десницкий изумленно взглянул на Ольгу.
— Так вы полагаете…
— Да, полагаю… Базиль, сегодня или никогда! Никогда
Ольга обхватила торс Десницкого и провела ладонями по его спине.
— Базиль! Мой Базиль!
— Позор! — крикнул Дулин, поднимаясь по лестнице и застегивая штаны, украшенные на коленях заплатками с изображением бурбонских лилий. — Разврат!
Десницкий отпрянул от Ольги и с ужасом взглянул на нее. Как они могли не заметить, что Дулин выходил на улицу?
— Вольно вам предаваться амурам где угодно и с кем угодно! — шипел Дулин. — Но только потом… — несмотря на неустойчивость, шагавший через ступеньку Дулин поднял кверху указательный палец — … потом извольте не подавать просьб о воспомоществовании!
Он рванул дверную ручку и захлопнул дверь за собой. Массивный кованый крючок, висевший с внешней стороны двери, два раза звякнул, покачался еще беззвучно и, наконец, замер.
— О, боже! А вдруг он слышал?
— Не слышал — отрезала Ольга. Она подошла к двери и приложила ухо к щели. Лицо ее начало меняться. Она отпрянула, помотала головой, а затем снова припала к щели. Не глядя на Десницкого, Ольга поманила его рукой. Десницкий подошел. Ольга присела на корточки и молча указала ему на щель между дверью и косяком выше себя. Десницкий поколебался — не так-то просто было ему нарушить первые из неписаных правил порядочности, подчинявших себе московского студента. Но Ольга схватила Десницкого за руку, подтащила к себе, привстала и чуть ли не силой приложила его голову к щели так, что юноша услышал приглушенный голос Дулина:
— Ну, а теперь, товарищи, прошу особого внимания. Сейчас с отчетом выступит товарищ Гастроном.
— Что такое? — недоуменно прошептал Десницкий.
— Тихо! Слушайте!
— Товарищ Гастроном, можете быть совершенно открытым! — подбодрил Дулин. — У нас тут не институт благородных девиц.
— И не консерватория — хмыкнул Смирнов.
— Подлец! — прошептала Ольга. — Боже, какой подлец! Накажи его проказой, Господи!
— Итак, слушаем товарища Гастронома — повысил голос Дулин.
— Товарищи… — произнес Смирнов. — Собственно, сказать мне надо не так уж много. Главная работа успешно проделана. Осталось лишь расплатиться за нее. Если в двух словах, понадобится шесть тысяч целковых серебром. Две тысячи даст Центральный комитет. По одной тысяче должна сдать каждая пятерка. Из соображений конспиративных сию бухгалтерию я распространять не буду, но если у кого-то возникнут вопросы, отвечу.
Ольга многозначительно посмотрела на бледного Десницкого. О том, что через Смирнова проходят крупные деньги, Десницкий знал и раньше. Но чтобы это были столь непостижимо огромные деньги! О, Боже, с кем он связался!
Раздался громкий кашель — Жмудовский, смиренно кашлявший весь вечер в кулачок, дал наконец себе волю. Затем прозвучал его голос:
— Или пан Гастроном доложит, за что отдать рубли?
—
— Все сразу? — воскликнули двое хором.
— Ну зачем же сразу? — послышался голос Дулина. — Пятнадцать человек продавали в разных концах. Но продавали сразу же, как только приходили.
— Это обошлось партии в четыреста рублей — снова взял слово Смирнов. — С учетом того, что сработать кружки пришлось во Франции. Да, и еще потратились на доктора, потому что одному из наших людей в свалке за обладание кружкой прокусили палец и у него начался антонов огонь. По этому вопросу всё. Еще один: неупиваемая или неиспиваемая, как мы условились ее называть, кружка. Вопрос менее дорогой, однако трудно было найти исполнителя.
— Нашли?
— Да. Агент получил набор специальных кружек для фокусов и одну обычную коронационную кружку. С помощью этих предметов он убедил посетителей трактиров, что обладает кружкой волшебной. То есть коронационной кружкой, в которой не иссякает пиво. Вечной, так сказать, кружкой. Объяснения, полагаю, не понадобятся.
— Засим же наш аге-е-ент… — наставительно продолжил было Дулин за Смирнова.
— Этот вопрос расходов не потребует — потупился Смирнов.
— Браво! — поаплодировал Дулин кончиками пальцев.
— Далее. Пряник ядомый, но никогда не иждиваемый…
— Ты понял? — одними губами спросила Ольга Десницкого.
Тот изумленно помотал головой.
— Они решили обмануть народ. Сделать эту коронацию еще более похабной, чем ее задумал царь. Но зачем?
— Зачем? — произнес вдруг Смирнов громко, в ответ на чей-то глухой возглас. — Затем, что народ должен будет испить чашу удовольствий, так сказать, до конца. Кроме пряника наши агенты также демонстрировали райские сласти, сиречь парижские леденцы из обычного, однако, кулька, который будет вкладываться в прочие гостинцы. С непривычки, уверяю, русский вкус и впрямь будет ими прельщен. Впрочем, не будет, а уже проверено. Далее. Скрепя сердце, Центральный комитет решил дополнить официальный список обещанных развлечений собственными афишками, в коих значатся… Значатся… А, вот она… Читаю:
— „В особых балаганах для взрослых будут также показаны: брачные пляски и последующие случки негритянские, индейские, княжеские, лиц духовного звания и случка просто канатоходца и канатоходицы прямо на канате. Отдельно для господ и дам будут показаны великанские особы пола мужеского и пола женского в натуральном виде. Затем по жребию будет разыгран бесплатный доступ на сеанс наблюдения за случкой названных особ. В театрах по окончании представлений будут даны сеансы поедания удавами кроликов, а львами — антилоп. В антрактах — японская дуэль до победного конца и казнь по-американски. Последний номер — децимация городовых: расстреляние каждого десятого из секретных митральез новейшей системы“.