Хохот Демиурга. Мысли в моей голове
Шрифт:
Так вот, в Старом Городе обитают те, кого я… кто тут оказался из моего любопытства, скажем так. Да-да, тут те, чьими воспоминаниями и переживаниями я воспользовался, чтобы лучше познать себя – вот только не осуждай – это – как наркотик, ты сам еще втянешься: все про всех из Старого Города доступно каждому в Храме Утех, и стоит тебе один лишь раз попробовать… Все. Здесь все без исключения просят и заказывают еще, поэтому поверь мне, ты едва ли сможешь отказаться… Разве что Том ни о чем не просит. Да, давай-ка я закончу про Тома, хотя и заканчивать-то нечего: как я уже говорил, никто ему ничего объяснять не хотел – он был нужен с конкретной целью, которую, ко всему прочему, провалил. Более того, никто из нас не хотел, чтобы он нарушил порядок вещей. Ну, и мои пытки, чего уж там…
В общем, мы
Так, что еще я забыл? Как все началось, ты услышал… Про Старый Город я тебе рассказал… Бизнес-Центр не про тебя, хоть там и правила строже… Да, во Внутренней Риге нет женщин и детей, кроме Андрюши, который, сам знаешь, отдельный случай, так что я не совсем уж и монстр… впрочем, я не испытываю вины за убийства, во-первых, это скорее похищения, а во-вторых, я дарую вам новую жизнь без забот. И у вас есть Храм Утех, что тоже говорит о моей гуманности.
Ну, всё. Пожалуй, основное я тебе рассказал, остальное ты узнаешь и увидишь со временем, которого у тебя будет уйма. Гуляй, осваивайся, начинай свою новую жизнь. Во Внутренней Риге жителей не так уж и много, но и не мало, если учесть, что всех их убил один человек.
И, пожалуйста, учти, я могу превратить твое пребывание здесь в ад, поэтому, давай-ка без глупостей.
2. Его исповедь
Как четки перебираю моменты с тобой, любимая. Таких бусинок ровно тридцать три: вот мы замечаем друг друга среди толпы, впервые встречаемся взглядами; вот я у твоего столика – говорим и даже спорим; первое свидание после; первые поцелуй; второе свидание; третье; первая интимная близость… вторая; первая попытка открыть тебе душу; первое непонимание; первая обида и попытка закрыться; первое проявление терпения; первое преодоление; первые разговоры о Боге… переезд и первые дни и ночи вместе; первый секс на кухне; и первый завтрак в постель; первые неловкие эксперименты с телом; первые попытки найти общее во всем; первое обоюдное разочарование; повторное преодоление; торжество и решимость не сдаваться; первый большой путь вместе; первый поиск выхода из рутины; первые безумства; первый синхронный оргазм; первое ощущение полного единения; второе раскрытие души; принятие.
И за всем этим первым, вторым и третьим – завершающей, тридцать третей бусинкой – одно бесконечное ощущение потери себя в тебе и обретение чего-то большего. Может быть Бога, не знаю…
Пускай это будет исповедью к тебе, моя любимая. Не перед Богом же – к тому, после случившегося, мне сложно заставить себя обратиться, а этот, здешний – просто самозванец.
С чего же начать раскаяние? Надо бы как-то так, чтобы ты, будь сейчас рядом – поняла меня правильно. Пожалуй, признаюсь тебе, что я верю в магию. Нет, магия заключается не в этом, что я после смерти смог оказаться в плену в голове своего убийцы. Настоящая магия в том, что простые люди, с виду такие же как мы с тобой, могут творить нечто божественное – они обладают космической силы мыслью, понимаешь? И они умеют эту мысль воплотить в произведении. Эти люди – подлинные таланты, гении, волшебники. Но таких людей единицы на миллион… впрочем, я не сведущ в статистике… Знаю только, что я не один из них, мне не прыгнуть выше головы, хотя и у меня было желание дотянуться до звезды (видишь, я даже мыслю штампами и пошлыми банальностями), но, увы. Моя доля – оставаться посредственным художником и восторгаться гениями. Такая же доля и у остальных – восторгаться и понимать, что подобных высот им не достичь. Но что тогда делать? Как быть? Какова наша роль? О, я долго размышлял над этим…
Я начал наблюдать и заметил, что некоторые, не обладая ничем, пытаются пускать пыль в глаза и косить под волшебников – обезьянничая в жестах, манерах поведения, даже подражая ходу мысли – естественно тщетно, ни на толику не приближаясь к таланту и вызывая (у меня) ухмылку, в тоже самое время подчеркивая низостью своего существования то божественное, ведь все познается в сравнении.
Все познается в сравнении – именно эта, не знаю чья изначально мысль, и продвинула
В этом великий замысел и это мое предназначение.
Если мне не было суждено родиться гением, моя миссия всячески нарочито подчеркивать свою низость, грязнуть в быту и осквернять манерность. Чтобы истинные гении еще ярче светили на фоне таких как я. Я – свинья, и это мой осознанный выбор.
Но вначале я сказал, что исповедаюсь тебе. Значит, ты можешь спросить, в этом ли я раскаиваюсь, так ведь, любимая? Нет, я раскаиваюсь не в убеждениях, а в том, что едва не предал свои идеалы. И это случилось после встречи с тобой…
– А меня – Вера. – Сказала ты в тот вечер, и я протрезвел, чтобы не алкоголь, а что-то изнутри, обладающее гораздо более мощной силой, вскружило голову.
Мы говорили, а то странное, зародившееся внутри, бушевало, разрасталось, захватывало мое сознание – я не мог сопротивляться – это было не только тревожное, но и торжественное всепоглощающее и перекраивающее нечто.
Я знаю, ты бы сейчас, улыбнувшись, сразу же угадала – то была любовь. И поселившееся во мне новое чувство требовало перемен, оно руководило мной, и его не устраивали мои взгляды на мир.
Любовь диктовала мне, что я обязан стать лучше, что я не должен принимать свою роль, что теперь мне нельзя просто так смириться – иначе ты предпочтешь другого.
«Если есть лучшие, почему она должна выбрать меня? Не достойна ли она лучшего?» – терзался я, в то же время прибывая самым счастливым человеком на земле рядом с тобой. Но, возможно, и самым несчастным из-за внутренней борьбы…
И я начал действовать. Но во мне не было ни капли уверенности в себе – помнишь, ты смеялась, какой я неуклюжий и суетной? Но я не был таким до встречи с тобой – это меня в разные стороны перетягивали голоса внутри.
Я лихорадочно хватался за холсты. Начинал писать и уничтожал портреты – не было в них ни капли от того идеального образа, который олицетворяла ты.
Я любил тебя и был любим, я упивался этим, но не мог утолить жажду, я терзался и презирал себя. Я напивался до беспамятства, не в силах выдержать свою посредственность трезвым, но наступало похмелье и становилось только тяжелее… Я не мог признаться тебе.
В это же время в мою жизнь вошел Никита. Я правильно расценил, что это знак судьбы, только ошибся, что именно он означает. Сейчас, хватаясь за голову, понимаю, насколько же заблуждался в расшифровке.
Он с первого взгляда оставлял впечатление человека влиятельного. Я был уже изрядно пьян, но сразу же обратил внимание на то, как он вошел и небрежно охватил обстановку в баре. Видимо, ключевые для нашей судьбы фигуры врезаются в нас в первые же мгновения, не важно, сколько людей вокруг и в каком ты состоянии. Так у меня было с тобой, точно так же у меня произошло и с Никитой.
Не знаю, почувствовал ли рок тогда он, но сел за стойкой рядом. Заказал не знаю что, пил молча, ни на кого не глядя. И мне стоило бы молчать, замкнувшись в себе, как это обычно и бывало. Но алкоголь, ощущение знамения, бурлящее стремление измениться – ради тебя преуспеть, все эти компоненты вместе взятые развязали мой язык.