Hold Me
Шрифт:
— А почему она… — качаю головой, сжимая пальцами горло, что замечает Дилан, медленно поднеся свою руку к моей, сжимает запястье, заставляя опустить. Парень осторожно «играет» с пальцами моей ладони, уставившись на неё, и откашливается:
— Думаю, всё просто накопилось, вот она и сорвалась, — пытается улыбнуться. — Говорю же, мне… Мне всё равно, — лжец, — просто осадок остался, — пускает смешок. — Надеюсь, в следующем году я вообще об этом не вспомню, — смотрит мне в глаза.
Постоянно прячет правду за шуточками и улыбкой. Бросается сарказмом, когда тема разговора правда заботит его, волнует, заставляет чувствовать себя разбитым.
Хмурю
— Думаю, мне нужно было это, — вновь отворачивает голову, а я щурюсь:
— Что?
— Сказать кому-то, — слезает со стола, отпустив мою руку, и потирает ладони, резко меняя тему. — Давай закончим и сходим ко мне. Засранец голодный небось, а если он голоден, то… — замолкает, поворачиваясь ко мне спиной, и нервно дергает ткань своей футболки, стараясь как можно тише выдохнуть всю тяжесть из груди. Обеспокоено смотрю на него, нервничая:
— Дилан, — зову, вынуждая парня в ту же секунду развернуться, ведь если он будет мешкать, то даст мне понять, что что-то не так, но это и без того ясно. Он поправляет бейсболку, улыбаясь, и хмурится, чуть не смеясь:
— Лицо попроще, Эмили.
Чувствую, как глаза начинают болеть, поэтому протягиваю обе руки, продолжая смотреть на парня, который прекращает улыбаться, кусая кожу костяшек, и невольно заикается:
— Поверь, в этом нет необходимости, — вновь жалкая попытка выдавить улыбку, но на этот раз Дилан начинает тереть губы ладонью, кашляя. Продолжаю тянуть к нему ладони, на моем лице нет даже намека на улыбку. О’Брайен хлопает себя кулаком по бедру, и мне удается заметить, что его движения становятся скованными.
Недолго осталось.
— Ты будешь убираться, или решила всё на меня скинуть? — он подходит обратно к столу, чтобы взять из таза тряпку, и я хватаю его за ткань футболки, притягивая к себе. Дилан не сразу поддается. Он поднимает голову, выдохнув в потолок, но двигается в мою сторону, сжав губы в тонкую полоску. Борюсь со своим смущением, которому сейчас совсем нет места в груди. Щупаю предплечья парня пальцами, заставляя встать ближе к себе, и Дилан занимает место между моими коленями. Больше не повторяет провальных попыток натянуть на лицо свою жалкую улыбку, которой я не поверю. О’Брайен не опускает на меня глаза, смотрит в стену, тихо дыша пыльным воздухом, сохраняет моральный барьер между нами, хотя физически мы уже ближе, чем нужно. Ногами сжимаю его бедра, продолжая поглаживать кожу рук.
Когда он уже прекратит это? Прекратит лгать мне?
Поправляю ткань его футболки, чем всё-таки заставляю Дилана опустить на меня взгляд, так что отбрасываю неуверенность в сторону, подняв голову, чтобы встретиться с ним взглядом.
Черный, горький шоколад.
Его глаза. Темные. Карие. Глубокие. Засматриваюсь в них, теряя себя, и проглатываю скопившуюся во рту воду, пытаясь притянуть парня ближе к себе, чтобы обнять, но он стоит смирно, продолжая испытывать меня своим взглядом. Смотрит, игнорируя мои попытки «сближения», телесного контакта. Моргаю, нервно шепча:
— Лжец, — прозвучало с обидой, осуждением.
Дилан сглатывает, так что сжатыми губами улыбаюсь, но скорее от собственного бессилия, ведь пока парень сам не научится доверять мне, я ничем не смогу ему помочь.
О’Брайен наклоняется, сделав последний короткий шаг, прижимается
Глубже.
Вдыхаю кислород через нос, притягивая Дилана ближе к себе. Обхватываю руками, вонзая пальцы в спину. Одной ладонью скольжу по его груди к шее, к волосам, проникая пальцами под бейсболку. Судорожный вздох с его стороны. Тепло в моей груди. О’Брайен наклоняет голову, поцелуй становится глубже, и я одобрительно стону ему в губы, пытаясь хорошенько запомнить, пропустить через себя, под кожу это чувство удовольствия. Одна рука Дилана сжимает моё бедро, поднимаясь выше к талии, отчего майка задирается.
Борюсь с диким желанием прижать парня к себе. Ещё сильнее. Так, чтобы лишить себя возможности дышать. Чтобы каждой клеткой своего тела ощущать его присутствие здесь. Чувствовать, как бешено скачет его сердце в груди. Как бьется давление в висках.
Стать неотъемлемой частью его самого.
***
Курит.
Никотином встречает холодную ночь, стоя на балконе. Подносит к губам сигарету. Одну. Вторую. Сбивается со счету, просто продолжая опустошать пачку до тех пор, пока там не остается две штуки. Их он должен оставить.
Томас должен поделиться своей последней сигаретой с Диланом.
Отходит от края балкона, разворачиваясь, и возвращается в гостиную, где напротив телевизора на диване спит мужчина с лысиной на макушке головы. Томас проходит мимо него в коридор, чтобы свернуть в свою комнату, но тормозит, взглянув на мать, которая в старом тряпье бродит по квартире, перегородив ему путь. Она смотрит на него, как на врага. Как на чертова ребенка Розмари, который несет одни несчастья и разочарования. Женщина окидывает его таким осуждением столько, сколько Томас в силах себя помнить. Он не собирается тратить свое оставшееся время на неё, ведь в его планах нет пункта с именем матери. Сангстеру всё равно, что с ней будет. Он желает обойти мать, опускает взгляд в пол, так что вовсе не был готов к удару, который приходится ему по щеке. Сильный. Она не собиралась сдерживаться. Томас дергает головой, медленно переводя взгляд, полный возмущения, на женщину, в глазах которой безумие. Она рычит на вздохе:
— Это всё ты… — качает головой. — Прекрати мучить меня! — кричит, вовсе не думая о том, что её муж может проснуться и вынести свою злость на сыне. Тот стискивает зубы, сжимая ладони в кулаки.
Он никогда не поднимет руку на женщину.
Обходит мать, даже не задевает её плечом, быстро скрываясь за дверью своей комнаты.
Терпи.
Осталось недолго.
***
Да. На дворе уже вечер. После пяти часов темнеет довольно быстро, а уже семь. Пришлось включить свет. Комнату так и не удалось убрать до конца… И не могу винить в этом Дилана или себя. Мы вместе постоянно отвлекались, начиная разговаривать или…