Шрифт:
Александр Кобринский
Холера меня не возьмет
Вхожу. Мать готовит. В комнате стоит аппетитный запах теста, пропитанного
– Тебе лень нагнуться?
– взрывается он неожиданно.
Не отвечаю, потому что изменить моего отца невозможно. Во многом я похож на него. Пытаюсь отделаться восковой улыбкой. Но моя сдержанность вызывает в нем спонтанное бешенство.
– Думаешь, я не знаю, что ты делаешь по вечерам? Барабанишь по клавишам - чернишь Советскую власть. Тебя никогда не напечатают. Твоя писанина гроша ломанного
– Ты гнида на теле человеческом!
– заключает он в гневном порыве и после короткой паузы добавляет, - добарабанишься!
Я перестаю улыбаться и, несмотря на всхлипывающий голос матери, приглашающий отведать приготовленное, прощаюсь...
Звезды над головой и домами успокаивают.
Ровно через две недели я вырываюсь из махровых лап гигантомании строительства самой большой в мире доменной печи - возвращаюсь в родной город навестить престарелых родителей.
На пороге меня встречает отец. У него хорошее настроение. Виновато нахмурив брови, он протягивает мне ленту для пишущей машинки и говорит:
– Холера тебя не возьмет!