Холм демонов
Шрифт:
А потом командующий призовет тебя в свою заоблачную ставку и спросит:
— Что же это ты, братец, — хитро прищурив добрые глаза, — в тылу, значится, отсиживался? Сладко ел, да мягко спал. А мои приказы и в голову не брал.
— Никак нет, товарищ командир, — немного смущаясь, отвечал бы ему майор, — Боевую задачу выполнял в силу своего разумения, а уж справился ли, не мне судить.
— Знаю, знаю, майор, — усмехался в седые усы командующий. — Все знаю — должность у меня такая. Да ты присаживайся, не стесняйся. Папироску хочешь? Сейчас дневального
— Служу… — вскочил майор и запнулся. Краска смущения залила его лицо.
— Да не красней ты, майор, как девица, — засмеялся седой командир, — не в названиях суть, лишь бы сам ты в душе своей за правое дело был. За доброту, за правду, за любовь. И не стесняйся, майор, служить советскому союзу, коли под этим у тебя честь и совесть подразумевается. А подхалимы с их сладкими «аллилуями» отправятся потом на вечную гауптвахту. Вот так вот. А теперь давай чай пить будем. Да о делах толковать. Зло-то все наглее и изворотливее становится, что-то предпринимать надо, Александр Иваныч…
Баба Яга сидела пригорюнившись на пороге собственной избушки, когда над самой крышей пронеслось что-то черное и огромное. Это что-то сделало боевой разворот над лесом, снося верхушки елок, и резко пошло на посадку, явно целясь в саму Бабу Ягу. Та с перепугу рванула в избу с истошным криком:
— Спасайся, кто может!
Кот, читавший в это время на сундуке какую-то потрепанную книжку, удивленно посмотрел на Бабу Ягу и только успел открыть рот, видимо, для того, чтобы спросить, в чем дело, как раздался оглушительный грохот, и изба зашаталась. Но устояла. Кот неспеша слез с сундука, осторожно приоткрыл дверь, усмехнулся и, распахнув ее уже настежь, вышел на порог.
— Ну ты даешь! — весело промурлыкал он.
— Не рассчитали маненько, — раздался утробный голос в ответ.
Баба Яга, видимо, уже пришедшая в себя после первого испуга, выглянула из избы вслед за котом. А перед избой сидело здоровенное чудище, весьма похожее на динозавра, но только с тремя головами и перепончатыми крыльями. Чудище попыталось изобразить улыбку всеми тремя крокодильими мордами:
— С добрым вечерочком, Ягоровна.
— Ах ты гад летучий, — взвилась в ответ Яга, — залил все свои шесть бельм и летает тут, понимаешь. Чуть избу не снес! А опосля этого — с добрым вечерочком, Ягоровна!
— Ну чего ты раскричалась? — нахмурились все три рожи. — Я что, нарочно? — При этом нежданный гость развел маленькими передними лапками. — А вообще-то могу ведь и дыхнуть! Так что ты меня не зли. Того-этого…
— Это ты меня не зли! — смело отвечала Ягоровна.
— А во ща как дыхну… — пробасила правая голова.
Но Яга упредила ее и, сложив пальцы в жменю, щелкнула. И из руки вылетела небольшая шаровая молния. Правая голова мотнулась в сторону на длинной шее и,
— Ну ты чего, Ягоровна, — примирительно пробасила голова, — я ж так, шуткую.
— Да не бери ты его в голову, — протянула лирическим баритоном левая, — он сегодня не в духе.
— Я уже две сотни лет как не в духе, — буркнула правая.
— А до того был в духе? — рассмеялась Яга.
— А то как же, — грустно протянула правая голова, — я ж тогда воеводой был.
— Что-то ты мне раньше этого не рассказывал, — удивилась Яга.
— Да рассказывал, — махнуло лапкой чудище, — рассказывал, да ты, Ягоровна, видать, просто запамятовала.
— Может, и запамятовала, — пожала плечами Яга, — а ты еще раз расскажи.
— А самогону нальешь? — спросила правая голова.
Баба Яга вопросительно глянула на своего помощника.
— Сейчас принесу, — деловито отвечал кот и скрылся в избе.
Отец Нифонт лежал в своей комнате на кровати, прикрытый простыней. Сыскной пристав сидел за столом и деловито составлял опись немудреного имущества, два его помощника у двери переминались с ноги на ногу, ожидая, когда можно будет унести тело, а Ефросиния Гавриловна, почтенная хозяйка постоялого двора, ходила из угла в угол и при этом горестно причитала:
— Ох, господин пристав, да как же это!.. Никогда у меня ничего такого не бывало… — При этом хозяйка размахивала руками и театрально хваталась за голову.
— Говорили же вам, Ефросиния Гавриловна, — пристав оторвался от писанины и строго оглядел хозяйку, — чтобы вы привели в порядок эту доску. Я сам, идя по ней, едва не оступился! Мостик бы какой построили, что ли.
— Построю, обязательно построю, все приведу в порядок! — с трагическими придыханиями отвечала Ефросиния. — Завтра же плотников позову…
— Я сам прослежу, чтобы это безобразие прекратилось, — сказал пристав. — А то знаем мы вас: пока гром не грянет…
В двери постучали.
— Да-да, входите! — крикнул пристав. В горницу вошел скромно, но опрятно одетый человек:
— Извините, что отвлекаю. Меня зовут Савватей Пахомыч, я сосед отца Нифонта.
— Пристав Силин, — не отрываясь от бумаг, буркнуло должностное лицо. — Вы что, имеете нечто сообщить по поводу несчастного случая?
— А разве это был несчастный случай? — несколько удивился Савватей Пахомыч.
— А что же еще? — Силин оторвался от бумажной рутины и с интересом посмотрел на вошедшего. — Если человек шел по плохо закрепленной доске, — тут он выразительно глянул на Ефросинию, — и свалился вниз, то в этом ничего счастливого я не нахожу.
— Да-да, конечно, царствие ему небесное, — благочестиво перекрестился Савватей Пахомыч. — Скажите, господин пристав, что будет с его останками? Покойник ведь человек приезжий, в Мангазее никого из близких у него нет.
— Что будет? — вздохнул пристав. — Подержим несколько дней в покойницкой, а если никто не явится, схороним на казенный счет в общей могиле для бедняков.