Холод и яд
Шрифт:
Фил резко крутанулся вокруг своей оси, сперва нанося Илье унизительный удар между ног, а потом скользящим ударом рассёк губу. Артём перехватил руку прихвостня Ильи, летевшую ему в висок, поднырнул под ней, ногой отпихнул противника в снег. Удар от второго пришёлся в скулу. Виктор снёс кого-то в снег, предусмотрительно оставив очки на крыше гаража.
Они дрались так, как не дрались до этого ни разу: били везде, забыв про вето. Били по головам и лицу, били между ног и в животы. Раздражающе с рассечённого чьими-то часами лба на лицо Фила шлёпалась густая вязкая кровь. Руки уже болели от ударов. Кулаки не разжимались. Травмированная ещё позавчера нога разболелась
Илья успел оттеснить Артёма к стене и что-то угрожающе бормотал. Фил рванул Муромцева на себя и отскочил в сторону. Илья упал спиной на ледяной настил. Виктор лихо швырнул одного из Муромцевской банды за угол гаража, другого Артём прижал к стене. Фил сердито сплюнул кровь с разбитой губы на снег рядом с лицом Ильи, морщась от неприятного металлического привкуса. Артём обернулся на Фила:
– Фил, отпусти его. Мы уходим.
– Заткнись, а! – резко отозвался Фил. – Сам виноват! Теперь я буду говорить с ним. А ты слушай…
Фил, ещё раз коснувшись губы, победоносно наклонился вперёд, к правой ноге, прижимавшей грудь Ильи. Вес тела он попытался перенести на левую ногу, чтобы не сломать рёбра Муромцева – только полиции им не хватало. Илья и так выглядел не самым прекрасным образом: на лбу назревала ссадина, оставленная от столкновения с гаражной стеной, губа рассечена, под носом кровь. Он невозмутимо смахнул кровь из-под носа и рыкнул, глядя прямо на Фила:
– Вы ещё за это дорого заплатите. А ты вообще…
– Ну договаривай… – оскалился Фил. – Не можешь? Тогда заткнись и слушай. Это не наши проблемы, что ведёшь себя, как гнида. За такой мерзкий характер тебя должны бить. И бить регулярно. И тебя будут бить с твоим длинным языком и несдержанностью. Вот так, как я, в подворотне. Запомни это. И ходи и оглядывайся.
Слова отца после последнего «задушевного» их разговора отчего-то впечатались в сознание и теперь выливались на Муромцева. Хотелось их выплеснуть до последнего, чтобы не травили душу ядовитой правдивостью. Хотелось сделать их чужими.
Фил сделал. И после этого буря внутри улеглась. Небрежно отпрянув от Муромцева, Фил набрал горсть снега, стараясь смыть кровь с рук. Виктор осуждающе покачал головой, поправляя очки на кровоточащем носу, и махнул рукой на прощание. Артём к тому моменту уже стоял на остановке, и когда к нему подошёл Фил, не сказал ни слова.
Фил пожалел, что выкурил последнюю сигарету.
***
Варя перестала различать реальность и вымысел уже на втором предложении. Только и успевала, что прикрывать раскрывавшийся от восторга и удивления рот ладошкой и сдавленно ахать. Рассказывал Фил, хотя и скомкано, но очень ярко и живо, так что Варе не составляло труда представить, как они дрались, как красиво говорили, как было холодно и жарко драться одновременно. Правда, нельзя было гарантировать, что всё это абсолютная правда: Фил иногда лгал просто фантастически правдиво.
– Он со мной не разговаривал до самого твоего дома, – после тяжёлого молчания выдохнул Фил, глядя в стену. – Я думал, что это всё.
Внутри него звенела боль. Варя осторожно, боязливо накрыла его ладонь своей и легонько сжала. Всё её нутро туго свернулось, буквально до судороги. Фил коротко дёрнулся:
– Да ладно тебе. Как будто тебе реально не пофиг.
«Не пофиг!» – испуганно отдёрнула руку Варя и сжала её в кулак. Прислушалась к себе. Ей действительно было больно смотреть на такого Фила, удручённого, язвительно укалывающего самого себя. Внутри закололо и
Фил коснулся её мимолётным взглядом и горько усмехнулся чему-то своему. Поджав губы, проверил время и утомлённо выдохнул:
– Вообще-то, было кое-что ещё. У тебя, ну, про Илью…
Варя неловко посмотрела на Фила, коснувшись тонкого золотого колечка на указательном пальце.
***
воскресенье
Тишина в квартире напрягала. Варя, увидев их разбитые физиономии, тут же растеряла своё природное красноречие и вот уже минут пять, похоже, собиралась с мыслями, грохоча посудой в кухне. Фил уже подумывал пойти ей всё объяснить, но не позволяла разболевшаяся нога. От тупого потягивания едва ли слёзы не наворачивались. Однако голеностоп был адекватно подвижен, признаков перелома не наблюдалось. Фил ковылял до Вариного подъезда сам, не пытаясь окликнуть насупившегося Артёма. Чувство вины и гордыня боролись друг с другом, и пока побеждала последняя. Он наконец-то уделал этого Илью Муромцева, раздражающего пафосного ментовского сынка, возомнившего себя едва ли не королём.
А на каждого короля найдётся свой завоеватель – так считал Фил. Правда, Артём отчего-то его мнения не разделял. И лишь морщился всю дорогу, болезненно потирая скулу. В автобусе карабкаться пришлось на самый верх, на колёса, сидеть рядом, тереться куртками и мучительно молчать. Потому что Фил не знал, как не сделать ещё хуже.
Задрав штанину, он осторожно ощупал ногу и покачал головой: рано снял фиксирующий бинт. Но, кажется, вывиха не было. Артём сидел с ватками в носу, останавливая кровотечение. Варя пришла, бледная и почти не дышащая, положила на столик упаковку пластырей и включила телевизор больше на автомате.
Залаял пёс, заговорил герой, и стало как будто легче – тишина стала не такой мучительной. Кровь с разбитой брови раздражающе стекала по виску, взлохмаченные пряди лезли в глаза, мешая бинтовать. Всё внутри слабо подрагивало: сил на гнев и раздражение просто уже не хватало.
И тогда прозвучал вопрос, которого Фил ожидал от Вари меньше всего:
– Тебе помочь?
– Помоги ему, – мрачно прогнусавил Артемон, – выбей ему остатки мозга. Если там что-то есть.
Варя осуждающе цокнула и осторожно присела рядом с Филом. Пальцы её дрожали, пока она обрабатывала ваткой разводы крови и лепила пластырь. А Фил судорожно вздыхал каждый раз, когда она лёгким полукасанием смахивала с его лба волосы. А потом отмазывался на тяжесть бинтования голеностопа. Варя разгладила пластырь на брови Фила и, скользнув ладошкой вдоль его лица, вдруг вскочила, как ошпаренная. И внутри всколыхнулся жар, не убийственный, а мягкий и уютный, как походный. Фил даже завис и посмотрел на Варю исподлобья. Это касание было таким тёплым и заботливым, как во сне. Она даже раскраснелась так же. Стояла, не глядя на них и нервно потирала подушечки пальцев:
– Вы… Может, есть хотите? Я омлет могу сделать. С салом. М?
Варя старалась. Старалась изо всех сил привести парней в нормальное состояние, а Филу хотелось одного: чтобы она его обняла и…
Просто обняла. Он пожал плечами, краем глаза заметив, что Артём кивнул.
Варька снова ушла грохотать посудой. Артём собрал обрывки пластыря, окровавленные ватки и вышел. Фил поправил бинт и вытянул ногу, тяжело дыша.
– Ты жесток, Фил. – Артём вернулся и замер на пороге комнаты, скрестив руки на груди.