Холод в ее глазах
Шрифт:
А уже на следующий день, Андрей, так звали капитана, у которого я был, перезвонил и спросил не смог бы я подъехать.
— Нет, я таких идиотов непуганых первый раз вижу! Он даже смс не удалял! — возмущался Андрей, встречая нас с Глебом у подъезда.
В квартире шёл обыск. Увидев меня, какой-то щуплый очкарик попытался вжаться в стену и затрясся от страха. В чём дело я понял, когда увидел фото. Обычные. Алиса пьёт. Алиса за партой. Вот подняла голову, когда к ней кто-то подошёл. И другие фото. Знакомые, которые я видел, только на этих
— Это исходники. Их соединили и полученный вариант…
— Отдали мне. — Голос мне изменил.
— Девушка твоя что ли? — кивнул на нормальные фотки Андрей.
— Жена. — Пояснил я.
— Бывшая. — Добавил Глеб, мрачневший с каждой минутой.
— Я не хотел, у меня была очень трудная жизненная ситуация. А она заплатила. Эта тётка, она богатая, бабки свои делить с приживалой не хотела. — Верещал очкарик.
— Послушай меня, дурила, сказки рассказывать в камере будешь. У тебя тут подлог, мошенничество, шантаж, послуживший причиной смерти, — мило улыбаясь, наклонился к очкарику Андрей. — А вот этот парень, я уверен, в состоянии нанять адвоката, который тебе ещё букет соберёт, правда из статей. Я-то думал, что у меня геморройный висяк, а тут ты такой хороший! А ведь у меня ещё парочка похожих случаев. Это не ты?
— Нет, я только эту тётку! Я расскажу, правда, расскажу! — и вот это трясущееся нечто виновно в смерти матери и шантажировало её?
Вскоре я знал все подробности того, что произошло в моей жизни десять лет назад. Олег был фотохудожником, но работал в фотостудии, делал ретушь фотографий, реставрировал фото. "Одевал" фотографии. Результат именно такой работы увидела моя мать, когда забирала фотографии для загранпаспорта. Она же и побеседовала с талантливым и отчаянно желающим денег Олежеком.
Найти такую же желающую денег женщину администратора в одной из гостиниц на окраине, тоже труда не составило. Шарф и телефон моя мать принесла сама. Она тогда заплатила Олежеку за его мастерский фотошоп огромные деньги. И все были довольны.
Но несколько лет назад дела его стали совсем плохи, фотошопом, пусть и качественным, почти настоящим, никого уже не удивишь. И тогда он вспомнил о моей матери, ведь исходники до сих пор были у него. А моя мать испугалась, и последние три года, моя мать платила шантажисту. Вот почему у неё были такие расходы. Уверен, что дома у моей матери я не найду не украшений, ни шуб, ни прочих покупок.
Моя мать, которая разрушила мою жизнь. Я не мог отпустить эту ситуацию, не мог перестать об этом думать. Очень хотелось спросить у матери: "Почему"? Почему она пошла даже на преступление и такую чудовищную ложь? Ответ был ясен, и от того страшен. Она боялась потерять возможность получать от меня деньги на все свои капризы и желания. Жена, а потом и дети…
Стоя рядом с гробом я не мог отделаться от мысли, что матери было всё равно на мою судьбу, на меня самого. Её не остановило то, что она рушит мою жизнь.
Знакомые моей матери меня осуждали. Их шёпот
Вернулся домой я в самом мрачном расположении духа. Я себя таким ощущал только в первые дни после того, как вскрылись измены жены. Как оказалось сейчас, липовые, которых никогда не было.
— Анна, — громко зову домработницу.
— Да, Роман Викторович, накрывать на стол? — спрашивает домработница с неизменно спокойным выражением лица.
— Где ключи от комнаты с вещами Алисы? — замечаю, как у Анны Николаевны дёргается уголок рта.
— Со всеми ключами. Принести? — тем не менее, голос спокоен, может, немного удивлён.
Но домработница у меня опытная, на причуды хозяев привыкла не реагировать.
— Здесь разве всё? — может, заходи я сюда хоть иногда, я и не заметил бы, но сейчас, когда память как нарочно сыпет какими-то деталями, на которые я, казалось бы, и не обращал внимания…
Нет корзины с духами. Алиса любила цитрусовый запах, и я как-то собрал сразу с десяток разных флаконов от разных марок. Их упаковали в голубую плетённую корзину. Алиса всё не решалась распаковать, так и стояла эта корзина рядом с зеркалом. Не вижу её белой шубы с воротником из чернобурки. Жена её надела пару раз всего. Боялась испачкать или испортить. Нет и бежевой короткой дублёнки. Впрочем, как и шкатулки с украшениями. Там были не только те вещи, что дарил я. Там были и скромные подарки от воспитателей и директрисы детского дома, и безделушки, пусть и из золота, которые себе покупала сама Алиса.
— Представляешь, я полгода копила, но смогла их купить! — с восторгом показывала она мне новые серьги с топазом, на одном из свиданий.
— Так чего молчала? — смеялся я. — Сказала бы, я тебе всю витрину притаранил бы.
— Я сама. — Расстроилась Алиса от того, что я не оценил её достижения.
— Анна Николаевна, это же вы передали моей матери шарф и телефон Алисы? — по наитию спросил я.
— Да. — От неожиданности вопроса она ответила и тут же спохватилась. — Что? Простите, я не поняла…
— Всё вы поняли. — Перебил её я. — Куда делись остальные вещи?
— Ну, а что такого? Здесь всё равно всё лежит не нужное, а у меня дочь растёт. — Призналась она после десятиминутных отпираний.
— Растёт? Насколько я помню, ей двадцать пять. — Удивился я такой наглости.
— Двадцать три. — Уточнила домработница. — А украшения ваша мама забрала.
— Теперь на неё ведь так удобно всё списать? Правда? — очень хотелось придушить наглую тётку. — Вы ведь знали, для чего моей матери понадобились вещи жены. Знали и как я обошёлся с Алисой. Вы комнату мыли. И промолчали. Ещё тогда, когда можно было всё исправить!