Холод южных морей
Шрифт:
– Ну и ну! – продолжал удивляться Макар.
– А офицерская шпага, знаешь какая?! Эфес золоченый, а на нем самоцвет. Сапфир, по-моему. По всему видать, не последнего достатка человек…
– А мой капитан с нищими и не водится! – заступился за своего барина Макар. Затем, пересилив стеснение, все-таки спросил: – А сапфир-то этот, он какой из себя?
– Синий такой самоцвет, но прозрачный и переливается на свету блестками разными. Красота!.. Я тебе как-нибудь, когда ниши господа будут в отсутствии, покажу его офицерскую шпагу. А я-то ведь в свое время на эти драгоценные каменья у графа Шереметева насмотрелся… Только не обижайся на меня, Макар. Я говорю все, как есть на самом деле, не привирая.
А Андрей Петрович относится ко мне, слава Богу, хорошо. Как-то попросил у него какую-нибудь книгу
А однажды увидел на палубе шлюпа чайку бездыханную. Наверное, со всего маху зацепила снасти корабельные и разбилась насмерть, несчастная. Поднял ее, удалил все внутренности с костями, как положено, заодно и головку почистил. Подсушил шкурку, изготовил каркас из проволоки, взятой у баталера (ох и жадина, скажу я тебе, – пока не сослался на приказ Андрея Петровича, все мялся: дать или не дать…). Набил чучело пенькой, зашил аккуратненько, расправил перышки, клювик чуть-чуть приоткрыл для живости. Прикрепил к подставочке, изготовленной плотником по моей просьбе и покрытой лаком… Получилось вроде бы как и ничего, и с бьющимся сердцем пошел показывать свою работу Андрею Петровичу.
А тот как увидел чучело, так чуть ли не расплакался от радости. И так его покрутит и эдак. «Да у тебя, – говорит, – Матвей, золотые руки! – и поставил чучело на книжный шкаф. – А сможешь ли чучело морского зверя сделать, к примеру, тюленя?» – спрашивает. Я так и опешил. Не знаю, мол, но могу попробовать. Только для этого потребуется много толстой проволоки для каркаса и пеньки. «Проволоку, причем специальную, закупим в Копенгагене, а с пенькой, сам понимаешь, проблем не будет». И с тех пор, Макар, я почувствовал, что Андрей Петрович стал ко мне как-то по-другому относиться, ну, не просто как к прислуге. А мне страшно – вдруг, что сделаю не так, не оправдаю его доверия, – и тревожно посмотрел на Макара.
– Оправдаешь, Матвей, обязательно оправдаешь, – успокоил тот товарища. – У тебя, видать, талант по этой части, – вздохнул Макар, видимо, сожалея, что у него, как ни крути, такого таланта не просматривается…
Тут раздался звонок колокольчика, и Матвей метнулся к дверям адмиральской каюты.
Узнав, что полномочный министр и чрезвычайный посланник нашего двора в Дании, барон Николаи, возвратился из загородного дома, Беллинсгаузен с Лазаревым собрались поехать к нему.
– Ну что, Андрюша, готовься встречать своих помощников-натуралистов, – бодро сказал Фаддей Фаддеевич перед отъездом. – Посмотрим, что это за гуси такие иноземные… Мы пришли в Копенгаген первыми, поэтому выбирать ученого в нашу экспедицию будешь по своему усмотрению.
– Дай-то бог, Фаддей! Удачи! – напутствовал его Андрей Петрович.
Из поездки Фаддей Фаддеевич вернулся мрачнее тучи.
У Андрея Петровича, с нетерпением ожидавшего его возвращения, засосало под ложечкой…
– Вот сволочи! Трусы! – негодовал капитан, стараясь не встречаться с его взглядом, широким шагом меряя адмиральскую каюту.
И только несколько успокоившись, уже спокойнее пояснил:
– Наш посол получил от натуралистов Мертенса и Кунца, приглашенных для участия в наших экспедициях, письма, коими те отказываются от сопутствия с нами, ибо им, видите ли, было дано очень мало времени для заготовления всего нужного к сему путешествию и чтобы потом поспеть в Копенгаген к нашему приходу. Вот так-то, Андрюша! Без ножа зарезали…
– Кто его знает, может быть и так, – задумчиво произнес тот, – а вполне возможно, что им и «порекомендовали» отказаться от участия в экспедициях, чтобы если и не сорвать их, то хотя бы значительно ослабить.
– Может быть и так… Вполне может быть. Тогда тем более преступно! – опять начал «заводиться» Фаддей Фаддеевич. – Засели в Академии наук эти иноземцы-академики с толстыми задами и, знай, гнут
Ну ладно, Петр Первый заманивал в Россию иноземных ученых, потому как просто-напросто не было своих. И это было оправдано. Но за сто лет появилась уже своя, российская поросль, а пробиться ей в свою же, российскую, Академию наук практически невозможно. Спасибо Михаилу Васильевичу Ломоносову, благодаря которому наконец-то среди академиков стали появляться русские имена. Но ведь Ломоносов-то самородок, талант от Бога…
– Не будь протекции всесильного графа Шувалова только и видели бы мы Михаила Васильевича в академии со всеми его талантами, – перебил разгоряченного Фаддея Фаддеевича Андрей Петрович.
– Кстати, ты, случайно, не состоишь с ним в каком-либо родстве? – как бы невзначай спросил тот.
– Нет, у нас разные родовые корни. Просто однофамилец.
– Жаль. Очень жаль. Ведь трудно же своим лобиком пробивать себе дорогу в жизни. Хотя пробивали же, Андрюша! Взять хотя бы Федора Матвеевича Апраксина [3] , петровского генерал-адмирала, или, допустим, Александра Даниловича Меншикова [4] , или, наконец, светлейшего князя Григория Александровича Потемкина [5] …
3
Апраксин Федор Матвеевич (1661–1728) – сподвижник Петра I, граф (1709), генерал-адмирал. С 1682 г. стольник Петра I, участник создания «потешного войска». С 1714 г. командовал галерной флотилией, отличившейся в сражении при Гангуте. С 1718 г. президент Адмиралтейств-коллегии. Пользовался большим доверием Петра I и был способным исполнителем его приказов.
4
Меншиков Александр Данилович (1673–1729) – русский государственный и военный деятель, граф (1702), светлейший князь (1707), генералиссимус (1727). Сын придворного конюха. С 1686 г. денщик Петра I. Преданность и усердие, незаурядные военные и административные способности выдвинули Меншикова в число самых близких сподвижников Петра I. Во время отъездов Петра I возглавлял управление страной. Отличался непомерным корыстолюбием и тщеславием. После смерти Петра I, опираясь на гвардию, 28 янв. 1725 г. возвел на престол Екатерину I и стал фактическим правителем России. Сразу после смерти Екатерины I 25 мая 1727 г. обручил свою дочь Марию с внуком Петра I – Петром II. Однако враждебные Меншикову представители старой аристократии – князья Голицыны и Долгорукие сумели повлиять на юного Петра II таким образом, что 8 сент. 1727 г. Меншиков был обвинен в государственной измене и хищении казны и вместе с семьей сослан в Берёзов с конфискацией всего его огромного имущества.
5
Потемкин Григорий Александрович (1739–1791) – русский государственный и военный деятель, дипломат, генерал-фельдмаршал (1784). Родился в семье офицера. За участие в дворцовом перевороте 1762 г., возведшем на престол Екатерину II, получил чин подпоручика гвардии. После сближения с Екатериной II (1770) возведен в графское достоинство. Личное расположение Екатерины II, высокое положение при дворе и в государственном аппарате сделали Потемкина самым могущественным человеком в стране. В 1783 г. реализовал свой проект присоединения Крыма к России, получив за это титул светлейшего князя. Делая быструю и блистательную карьеру, Потемкин стремился не только к удовлетворению своего тщеславия и к обогащению, но и к укреплению международных позиций России, к развитию ее экономики.