Холодная комната
Шрифт:
– Оборотень.
Петька хладнокровно кивнул и вынул из кармана рогатку. Видимо, он знал об оборотнях нечто такое, чего Маринка не знала, и счёл не лишним держать оружие наготове. Они прошли за женщиной перелесок. Дальше был спуск к ручью, от ручья – подъёмы на Верхнюю Кабановку и Кабаново. Остановившись у спуска, женщина огляделась по сторонам. Петька и Маринка едва успели плюхнуться наземь. Густые заросли клевера скрыли их. Маринка увидела лицо женщины. Оно было очень красивым, хотя глаза казались холодными и бесцветными, как покрытое изморозью стекло. Маринку пробрала дрожь. Именно такой она представляла Снежную
Но внезапно красавица повела себя, мягко говоря, не по-королевски. Стоя спиной к Маринке и Петьке, чуть приподнявшимся на локтях, она задрала подол, спустила трусы до пяток и осторожно, чтобы не разозлить какую-нибудь пчелу, присела на корточки. Петька ахнул. За него можно было порадоваться. Маринка, которая созерцала голую задницу с меньшим трепетом, разглядела на ней какие-то линии ярко-красного цвета, пересекавшие щель. О том, что это за линии и откуда они взялись, думать было некогда, потому что растерянность Петьки длилась недолго. Раньше, чем женщина завершила мокрое дело, он вытащил из кармана камешек, зарядил рогатку и хорошенько прицелился, оттянув резинку почти на длину руки.
– Идиот! —коброй прошипела Маринка. Но было поздно – резинка хлопнула, камешек просвистел и угодил в цель с десятиметрового расстояния. Голопопая королева взвизгнула и вскочила, прижав ладонь к ягодице. Судорожно натягивая трусы, она повернулась. Её глаза были и растерянными, и злобными.
Только через несколько лет Маринка, в тысячный раз детально перебирая в памяти те мгновения, догадалась, почему Петька после своей проделки не ткнулся сразу лицом в траву, как она, Маринка. Он, видимо, полагал, что женщина от растерянности и ужаса повернётся к нему с трусами на пятках. Как бы то ни было – когда женщина повернулась, Маринка вновь лежала плашмя, а Петькина белобрысая голова торчала над лопухами и клевером. Приглядевшись к нему, подстреленная красавица улыбнулась, одёрнула сарафан и нежно спросила:
– Тебе не стыдно?
Петька, смутившись, что-то пробормотал.
– Ты сделал мне больно, мальчик, – сказала женщина.
– Извините, – прохрипел Петька.
– Ты что, следил за мной?
– Да, следил.
– Откуда?
– Оттуда.
И Петька махнул рогаткой в сторону дуба. Женщина поглядела туда, куда он указывал.
– Так откуда? От леса, что ли?
– Почти.
Помолчав, дама улыбнулась ещё приятнее и спросила:
– Хочешь меня домой проводить?
Петька засопел.
– А где вы… где ты живёшь?
– В Верхней Кабановке.
Петька поднялся, и, запихнув рогатку за пояс, подошёл к женщине.
– Ну, давай провожу, чего там, – проворчал он, стараясь говорить басом. По росту он ей не уступал. Она рассмеялась, дёрнула его за ухо, и они спустились к ручью. Красавица перешла его, без гримас ступая по острым камешкам. Петька с места перескочил. Маринка из клевера наблюдала, как они поднялись по крутому склону бугра к Верхней Кабановке и завернули к первому дому. Дом тот – бревенчатый, с низкой крышей, стоял слегка на отшибе. Десятки раз Маринка разглядывала его, когда проходила мимо, и не могла понять, обитаем он или пуст. Оконные стёкла были все целы, но так замутнены пылью и паутиной, что ни один предмет сквозь них не просматривался. Ни
От Москвы шла туча. Нижний край солнца почти уж коснулся поля. Вскочив, Маринка кинулась вниз, к ручью, а потом – наверх, но не на бугор, к Кабановке, а на гору, к Кабанову. Она решила всё рассказать тёте Ире. А как иначе? Ей было страшно за Петьку. История-то прескверная! Но по мере подъёма страх пропадал, и, в конце концов, Маринка решила не нарываться на неприятности. Эта тётка наверняка поняла, сказала она себе, что Петька её не видел в собачьей шкуре, иначе он не пошёл бы с нею. А если даже не поняла, всё равно – за Петьку бояться глупо. Петька и на медведя один охотился, и быка усмирял, и с пятью бандитами дрался, если не брешет. Что ему тётка? Да он возьмёт её за ногу, как того быка, покрутит над головой и хрястнет об стенку!
Так рассуждая, Маринка вошла в деревню и зашагала к своему дому, со всех сторон обсаженному смородиной. Она всё же не торопилась, взвешивая своё решение, и, в итоге, решила, что оно верное. Тётя Ира что-то готовила на терраске.
– А Машка где? – поинтересовалась Маринка, заглянув в сковороду.
– В беседке, с Анькой, – ответила тётя Ира, – А ты откуда?
– С реки.
Тётя Ира медленно обвела племянницу взглядом.
– А что, в реке крокодил завёлся?
– Какой ещё крокодил?
– Не знаю, какой. Наверное, злой.
Маринка смекнула, что речь идёт о её царапинах.
– Так я это… я ведь на том берегу загораю, за вторым бродом, а там – кусты! Пока продерёшься…
– Вот это надо бы обработать, – произнесла тётя Ира, рассматривая царапину на щеке Маринки, – а ну, иди-ка спроси у Машки, куда она подевала вчера зелёнку, после того, как собаке лапу помазала!
Взяв со столика огурец, Маринка направилась через сени к выходу в сад. Открывая дверь, она обернулась.
– Тётя, а кто живёт в Верхней Кабановке, в первом домике справа?
Тётя Ира неторопливо резала в сковородку картошку.
– В первом домике справа?
– Да.
– Черти.
Идя по саду, Маринка бодро хрумкала огурцом. Туча приближалась. Стояли ранние сумерки. Машка с Анькой в беседке резались в карты. Аньке было пятнадцать. Она жила по соседству.
– Зелёнка где? – рявкнула Маринка, войдя в беседку и со всей дури грохнув кулаком по столу. Две картёжницы, раскрыв рты, уставились на неё.
– Ты чего орёшь, идиотка? – спросила Машка.
– Я у тебя спросила, зелёнка где, глупая ты задница! – заорала Маринка так, что курица за забором перестала кудахтать. Машка, бросив карты на стол, вскочила.
– Пошла отсюдова, тварь! А ну, пошла вон!
– Значит, ты не дашь мне зелёнку, мразь тупорылая? – уточнила Маринка. Машка, не отвечая, схватила её за шиворот и пинком спровадила из беседки. Маринка, очень довольная, стала жрать смородину и крыжовник, которые росли рядом. Машка опять уселась за стол, и игра продолжилась.