Холодная весна
Шрифт:
Им повезло с погодой — стояли погожие апрельские деньки. Дождя не было, и ласковое весеннее солнышко согревало им плечи и лица.
По мере приближения к монастырю паломников становилось все больше. Кое-кто ехал верхом, наподобие их, но большинство тащилось по Тропе пешком. Дряхлых и больных везли вверх по течению на габарах или в повозках с запряженными в них волами. Поскольку Дордонь не подходила под самые стены монастыря, любителям речных прогулок на конечном этапе все равно приходилось пересаживаться в носилки или в телеги, которые с готовностью сдавали в наем
Были прочитаны молитвы, принесены жертвы у каждого алтаря в каждой церквушке по дороге.
На тополях и ольхах, росших по обеим сторонам дороги, проклевывались молодые клейкие листочки. Вокруг деревьев пестрели среди пожухлой прошлогодней травы яркие лютики, переплетаясь стебельками с крохотными голубыми цветочками вероники. Янтарного цвета бабочки вылезали из своих коконов, сушили крылышки на солнце и ветерке и отправлялись в полет в поисках первоцвета. На диких яблонях появились белорозовые бутоны, и Арлетта увидела первую ласточку наступающей весны 1195 года.
Но ее не занимали, как когда-то, проявления буйно обступающей ее со всех сторон весны, весны побеждающей, неумолимой. Ей хотелось, чтобы круговорот времен остановился. Она желала замкнуться в себе самой и восседала на лошади хмурая и неразговорчивая. Сердце ей грыз червячок тревоги, настойчивый, как навязчивая мысль.
Ее месячные должны были начаться три недели тому назад.
Но она не могла забеременеть. Каждый раз, когда они с Гвионном барахтались под покрывалом, она принимала меры предосторожности. И на всякий случай возносила молитвы Господу.
С чего же ей быть беременной?
Словно погребальное заунывное пение, это слово — бе-ре-мен-на — повторялось в ее сознании, слышалось в цокании ее верной старой лошадки Изельды.
Она не могла быть беременной.
Она старалась не замечать Гвионна. Не потому, что сердилась на любовника. Винить его было не за что. Подобно ей самой, он был ослеплен страстью. Нет, она не смотрела в его сторону, чтобы сосредоточиться на том, что же ей теперь делать.
Если она беременна, говорить об этом ему пока не следует. Но ей нужно с кем-то посоветоваться.
Прикрыв глаза ладонью, она поглядела в сторону Клеменсии, трясущейся на своем жеребчике позади эсквайра, восседавшего на одной из графских лошадей. Клеменсия так и не обучилась верховой езде и, выйдя за человека, у которого никогда не было денег купить лошадку достаточно выносливую, чтобы ездить на ней вдвоем, она не прибегала к поездкам верхом, разве только в случаях крайней необходимости. Ей еще повезло, что сэр Вальтер дозволил ей ехать позади него и задавать своей лошади шаг, ориентируясь на человека более опытного. Многие рыцари посчитали бы для себя бесчестьем, что женщина, еле-еле держащаяся в седле, прицепилась, словно репей, к хвосту их лошади.
Арлетта слегка вздохнула. Вот и еще одну тайну она не могла доверить лучшей подруге. Если она, Боже упаси, беременна, этот свой крест ей придется нести самой до тех пор, пока она не изнеможет под его тяжестью.
Что ж, придется уповать на Бога, если
Граф Этьен по-настоящему мог начинить ее только один раз, в первую брачную ночь. Если она окажется беременной, он тотчас же поймет, что не от него. Что он тогда сделает с ней? В лучшем случае ее заклеймят прелюбодейкой и изгонят с глаз подальше. В худшем…
Она без труда могла припомнить добрую дюжину рассказов, когда с презренных прелюбодеек заживо сдирали кожу под крики и улюлюканье толпы, как женщин, после прилюдного освидетельствования, забрасывали камнями, травили собаками. На дворе был двенадцатый век. Правда, он шел к концу. Может быть, поэтому ее муж немножко опомнился и начал разыгрывать роль цивилизованного супруга как в опочивальне, так и на людях. Он прекратил истязать ее бедное тело. Впрочем, хорошо и то, что за недели страданий граф ни одного раза не унизил ее на виду у всех. Обычно это было просто холодное безразличие.
Мили оставались за спиной, часы уплывали в вечность. Возможно, ее месячные нарушились из-за того, что она слишком нервничала, опасаясь, что их с Гвионном тайна будет открыта. Хорошо бы проснуться завтра, ощутить знакомую резь в животе, и знать, что пока все сходит с рук.
Гвионн вел Звездочку медленной рысью. В Ля Фортресс у него была запасная лошадь, подарок графа Этьена — массивный боевой конь по кличке Титан. Звездочка уже дряхлела и была слишком хрупкой, чтобы нести на себе воина в полном боевом облачении, доспехах, шлеме и кольчуге. Но сегодня Гвионн был налегке, вместо кольчуги на нем была кожаная куртка, вместо панциря — балахон паломника. Мастерски управляя лошадью, он получал удовольствие, то пуская ее рысью, то заставляя идти медленным шагом. Каждая клеточка в Арлетте вскипала от его присутствия. Чтобы не выдать себя, она опустила взгляд на заплетенную в косички гриву Изельды.
— Извините, господин граф, — вежливо обратился к своему сеньору молодой рыцарь. — Хочу сообщить вам, что эти дома там, вдали — Белькастель. Здесь дорога поворачивает от берега реки.
— Благодарю тебя, Леклерк. Сколько еще нам осталось пути?
— Мили две, от силы три.
— Отлично. Значит, мы будем в Рокамадуре до темноты?
— Без особой спешки, господин.
Арлетта даже спиною чувствовала горячий взгляд Гвионна.
— Вы не устали, госпожа графиня? — вежливо спросил он, и несмотря на то что она смотрела в сторону, он видел, как ее зеленые глаза заблестели при звуках его голоса.
— Нет, я не утомлена, сэр Гвионн, но мне хочется побыстрее добраться до Рокамадура, — последовал ответ.
Расставшись с видом на речную гладь, по которой путешествовали немощные пилигримы на своих барках и лодчонках, паломники направились по дороге, ведущей через поля, и вскоре достигли другой речки, скорее ручейка, с названием Альзу. Двигаясь по ее долине, они вскоре увидели проход между холмами, откуда в монастырь вела прямая дорога. Слева от них в небо вздымался утес из белого известняка, а под самыми облаками кружила пара орлов. Наверное, их гнездо было где-то в расселинах этой скалы.