Холодное сердце пустыни

Волховец Вера

Клеймо Пауля было проще, его удалось сжечь с верхним слоем кожи.

Вот эту дрянь выжечь бы не удалось. Для этого пришлось бы просто сжечь всю шею, все жилы… Проще было оторвать девчонке голову, чтобы не мучилась.

— Ну, значит, поймешь, красивая, — Пауль усмехнулся, — поцелуешь на прощанье? Хочешь, попробую убить твоего хозяина? Если успею, конечно.

— Меня зовут Мун, — бесцветно ответила девушка, — и я умру вместе с хозяином, таково условие заклятия. Иначе бы я его уже отравила.

Отравила бы.

Какой очаровательно опасный пустынный цветок. Интересно, все женщины пустыни такие? Или только эта?

Мун. Красивое имя. Пусть короткое, простое, как сказал бы Рик — не изысканное, но все равно красивое. С какого же языка оно переводилось как “луна”? Еще бы помнить. Это знание осталось в детстве, в прохладной тени библиотеки отцовского особняка в Эффинах.

Даже в пустынях была луна, и после побега Пауль двадцать четыре ночи любовался ею в темном холодном небе. Как же хороша она была, если смотреть на неё не сквозь решетку.

— Значит, остается тебе меня поцеловать, Мун, — Пауль развел руками, — в чертоге предков, я буду вспоминать, что умер ради тебя.

Он на самом деле больше пытался посмеяться перед смертью, чем настаивал. Не ради поцелуев он её выручал. Это был долг сильного — не давать в обиду слабых. Что поделать, кто-то должен был платить за справедливость своей жизнью.

Значит, скоро Пауль увидит и Рика, и Мег…

— Знаешь, у меня есть идея получше, — девушка стиснула запястье Пауля, и потянула его за собой, — идем. Я знаю того, кто может тебе помочь.

Пауль не то чтобы поверил Мун с первого же слова, но что-то было в её словах, за что хотелось уцепиться.

— И это не магик? — спросил, шагая вслед за девушкой.

— Магик, — Мун пожала плечами, — но он тоже раб моего хозяина, так что тебя не выдаст.

— Раб-магик? Так бывает?

Честно говоря, в свободных Эффинах рабства не было вообще. Но за семь лет жизни в пределах объединенного Магриба Пауль тут магиков в рабах не видел. Да, некоторые из них были не очень богаты, но и не нищенствовали. А чтобы еще и в рабах. Ну странно слышать, правда.

— Анук был рожден рабом, — спокойно пожала плечами девушка, — в таких случаях магия не является поводом для освобождения. Его жизнь и магия принадлежат господину али Кхару. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Нормально, — хладнокровно солгал Пауль.

На самом деле он чувствовал себя не очень. Но разумеется, признаваться девчонке в собственной слабости Пауль не собирался. И понимал, что это по-мальчишески, по-детски, но… Хотелось, если что, запомниться ей не слабаком.

В конце концов, хоть одна красивая женщина запомнит Пауля сильным и свободным.

А вообще Пауль уже привычно отмечал свойственные отравлениям сильными ядами головокружение, потихоньку немели кончики пальцев.

Все-таки “вторая категория ядов”, как любил умничать Думиса из алхимического подвала

Арены. Мечник из него был никакой, зато в ядах он толк знал и стрелял хорошо. Противоядие от той дряни, которой он успел травануть Пауля во время их поединка, подбирали три дня, хорошо, что Пауль дотянул.

Иногда быть любимым гладиатором халифа — полезно. Обеспокоенный халиф тогда прислал магика для исцеления. А Пауль…

Пауль использовал этого магика в своих целях…

Итак, в его кровь проникал яд второй категории — значит, было у Пауля чуть больше часа, в лучшем случае. Немного. Но после некоторых ядов можно умереть за считанные минуты. Так что можно сказать, что ему повезло.

— А как зовут тебя, мой герой? — с теплом в голосе поинтересовалась Мун. Вот на этот вопрос ответить можно было.

— Пауль. Пауль Ландерс.

Как же непривычно звучит родное имя.

Он больше не Ариш Тель Лан — Белая Смерть на языке Магриба. Уже не отдается кровавым эхом в душе чужое, такое ненавистное имя.

И будь проклята Сальвадор за каждый из тех двух с половиной тысяч дней, что Пауль провел в рабстве.

— Не наше имя, северное, — задумчиво произнесла Мун.

— Я родился в Эффинах.

Было удивительно, когда девушка кивнула, будто зная, о чем речь. А меж тем даже до Хариба эффинские корабли доходили нечасто. Нужно была преодолеть одно море и спуститься вниз по руслу полноводного Дульха. Некоторые рабы Арены были уверены, что Пауль лжет, мол, Махаккар бесконечен, неужели есть города где-то еще? Неужели есть моря? И в них что, воды больше, чем в Дульхе? Да нет, так же не бывает.

Мун шла чуть впереди, покачивая бедрами в черных шароварах. И бисерные нити, нашитые по краю её покрывала, подрагивали и метались из стороны в сторону, привлекая внимание к очень манящей области тела рабыни.

Пауль же как завороженный смотрел выше. На талию девушки. Туда, где то и дело во время ходьбы выбивался из-под синего покрывала кончик черной косы.

Длинные у неё волосы, раз даже в заплетенном виде до талии достают…

Поймал себя Пауль на этой мысли и отвесил себе подзатыльник, потому что нечего пялиться на чужих рабынь. Тем более, что она скорей всего наложница. К чему смотреть на заведомо чужую женщину?

— Ты была в Эффинах? — чтобы отвлечься, спросил Пауль.

Ну, вдруг? Кто его знает, кто хозяин этой красотки, и как давно. В Харибе торговали даже опытными наложницами, кто его знает, сколько хозяев сменила эта пустынная лилия.

А думать об этом оказалось не очень приятно…

— Я слышала, в Эффинах запрещено рабство, — Мун качнула головой, — знаешь, многим рабам Махаккара и его оазисов про Эффины рассказывают как про сказочный город. Все мы грезим о нем, белом городе свободных людей. Мечтаем однажды в него сбежать, если боги вдруг сведут клеймо.