Холодное сердце, сказка в стихах по мотивам одноимённого произведения В. Гауфа
Шрифт:
Достойная ему расплата!
Корабль даёт такую течь,
Что молнией летит на дно,
Когда хотя б одно бревно
В него попало от Михеля.
Да, прокляты такие ели:
Лишь только Великан-Михель
Вновь на горе сломает ель,
Бревно, как сито, протекает,
Ничто корабль уж не спасает!
Вот потому и слышит люд
Весь год о кораблекрушеньях,
Поверьте, справедлив мой суд:
Виной Михеля ухищренья.
Когда б не он, то по воде
Мы
Он виноват во всей беде,
Им наш покой и был разрушен!..
Старик угрюмо замолчал,
Душой задумался глубоко
Над их неотвратимым роком
И, вставши, чистить трубку стал.
Хозяин
Вот так рассказывали деды!
Как ни крути, а горе, беды, –
Всё «подарил» нам великан,
Он породил лихой обман…
Богатство даст он вам любое,
Но страх быть этим богачом:
Взамен отнимет он святое
И сделает своим рабом…
Иезикиил Толстый, Тощий
Сам Шлюркер, хоть Красивый Вильм…
Их жизнь темней глубокой нощи –
Я не хотел бы быть таким…
Пока рассказывал старик,
Умолкнул бури злобный крик,
И он, уже смыкая очи,
Ушёл, желав спокойной ночи.
Еды отменной съев добавку,
Улёгся Петер спать на лавку,
Ему постлали под окном.
Когда ж утих заснувший дом,
Заснул и угольщик тревожно.
Да, никогда ужасней снов
Не видел юный златолов 9 –
Терпеть их было невозможно!
То снился Петру великан,
Как он, раскрывши свой карман,
Мигал, заманивая златом:
«Тебе, голубчик, жить богатым!»;
9
– Златолов (в авторском употреблении), любитель золота, кладоискатель.
То вдруг Стеклянный Человечек
На синей вазочке верхом
Со смехом облетал весь дом,
То вдруг он убивал овечек
И отнимал у них сердца,
То вдруг ругал у церкви нищих,
Просивших денег или пищи, –
Кошмарам не было конца.
Всю ночь два голоса над ним
Звенели, споря меж собою:
Один был злобным и глухим,
Другой был звонок добротою.
Над левым ухом первый пел,
Лукавым
«Оставь и молот и лопату,
Беги ко злату, злату, злату!
В работе бедный век забыт,
Кто деньги любит – вечно сыт!
Кто нищий, тот всегда томится,
И лишь богатый веселится!..».
Над правым ухом пел второй,
Звенел весёлой добротой:
«Под самою высокой елью,
Во драгоценном подземелье,
Где пробуждён хрусталь-родник, –
Среди корней живёт старик…»
Ох, Петер, Петер! Что же дале?
Увы, мозги тебе соврали!
Ты глуп, как придорожный пень,
И рифмы звать не научился,
Хоть и пришёл в воскресный день,
И в полдень ровную родился!
И не хватает только слова:
«Воскресный» – скажешь рифму тут –
Слова другие вмиг придут,
И всё – строфа тебе готова!
В ночной ужасной тишине
Стонал и охал Петр во сне:
Не мог придумать в рифму строки
И зря лишь бился с горя в боки.
Вся ночь прошла так, рассвело,
Проснулся угольщик в мученье:
Петер
Ни разу в жизни, как назло,
Не сочинил стихотворенье!
За что благодарить судьбу?
Ни дара, ни монет в копилке!
Стучал он пальцами по лбу,
Усердно ковырял в затылке,
Но ничего не помогало.
И тут внезапно под окном
С задором песня прозвучала:
Трое парней
В счастливой деревушке дом,
А в нём хозяин – друг чудесный,
Он щедро угостит вином
Друзей любимых в день воскресный!
И Петра обожгло огнём:
Петер
Так вот же нужное мне слово!
Чуть-чуть – и вся строфа готова…
Да полно, так ли?
Он вскочил
И побежал, что было сил,
Догнать поющих песнь парней:
«Приятели, постойте, хей!»
Но парни, словно не слыхали,
Свой путь спокойно продолжали.
Догнал их Петер наконец
И одного схватил за руку:
Петер
Пропой той песенки конец,
Что пели вы сейчас друг другу.
Первый парень
Ха-ха! Тебе какое дело!
Что надо нам – то и поём!
Коль жить ещё не надоело,
Иди-ка дальше ты с добром.
Но Петер, как осёл упрям,
Конец ознакомительного фрагмента.