Холодные и теплые предметы
Шрифт:
– Ну и как? – спросила я.
– Детский сад, младшая группа, – ответила мерзкая сволочь.
Я что, становлюсь другой? Не такой, как раньше? Мужикам на меня наплевать, даже Димитрию! Что он тогда сейчас так стенал? Стонал, как развратная дева в первую брачную ночь?
– Хорошо. Обойдемся миссионерской позицией, – холодно сказала я.
– Я просто хотел сказать, что опыт – сын ошибок трудных. Тебе нужны ежедневные тренировки. Под моим чутким руководством.
И расхохотался.
– Сволочь! – беззлобно сказала я. Он шлепнул меня по голой заднице.
Вот так мы и переговариваемся
Жизнь – самая скучная вещь на свете. Нудная до колик в животе.
Димитрий теперь спит, обхватив меня рукой. Мне жарко, неудобно и нечем дышать. Что я ему сделала?
Я не сплю до утра все ночи подряд. В мою голову настойчиво лезет чей-то зов, бесконечный, протяжный, вязкий. Знакомый-знакомый.
– Кысь! Кысь!
От назойливого зова не отбиться ничем. Даже снотворными. Мне кажется, я сойду с ума. Рано или поздно.
Глава 14
Я ношу медицинские халаты фирмы «Гедеон Рихтер». У них качественная плотная ткань. Это не реклама. Вы сейчас поймете, почему. Халаты фирмы «Гедеон Рихтер» – это халаты унисекс. Они бесформенны, у них застежка почти до самого края подола. Халаты фирмы «Гедеон Рихтер» – балахоны пращуров современных медиков. Врачей времен средневековой пандемии чумы. Надевай маску в виде клюва и маршируй пугать больных. В таком халате женщину можно определить по наличию пояса и талии. Если есть пояс, значит, есть талия, из чего следует, что перед вами женщина. Нет пояса – перед вами мужчина. Или женщина, страдающая склерозом или ожирением. Ну, или беременная. Халаты фирмы «Гедеон Рихтер» очень комфортны для муниципальной больницы, в которой нет денег на кондиционеры для отделений. Кондиционеры в муниципальной больнице – это прерогатива административной верхушки. Хорошо, что в моем кабинете есть кондиционер, но плохо, что их нет в моем отделении. Летом жарко, знаете ли. Потому я снимаю одежду и надеваю халат на нижнее белье. За поясом целомудрия в образе халата фирмы «Гедеон Рихтер» этого никто не видит, если передо мной не ходячий рентген. Думаете, я одна такая? Таких, как я, в больнице полным-полно. Жарко, знаете ли.
Другими словами, я только сняла одежду и взяла в руки свой накрахмаленный халат, как дверь моего кабинета открылась без стука и в кабинет ввалился карьерист.
– Что это…
Я приняла позу фотомодели. Нарочно. Пусть не лезет без стука в девичью светелку! Хам!
Карьерист сначала застыл, потом побагровел, затем вспотел, и его вопрос вместо приветствия остался без продолжения. Он вел себя как девственник. Оказался бы на его месте хирург, даже интерн, была бы совсем другая мизансцена. Я вас уверяю.
– Что вам угодно? – вежливо спросила я, перекинув через руку накрахмаленный халат, как палантин.
Чуть не сказала: «Присаживайтесь. Вот вам зрелища, если вы голодны».
Он развернулся и вышел, плотно и аккуратно закрыв дверь моего кабинета.
Получил урок? Лузер!
Самое смешное, история имела продолжение, но не то, что вы думаете. В больнице вышел внутренний циркуляр носить под халатом
Отдел кадров катался от смеха, печатая циркуляр. Смех смехом, а дело делом. Начались народные волнения, камнями было решено побивать меня.
Кому хочется камней? Потому я советую: умейте управлять толпой и направьте ее энергию по адресу.
– Я хочу не только слышать, а видеть эту бумажку. Дай мне ее, – потребовала я у уролога Седых, чья жена работает в отделе кадров.
– Она у меня под стеклом в ординаторской. Мы решили повесить ее на стену. В рамочке, – заржал он. – Разгуливаешь по отделению голой?
Батюшки! Вся больница в курсе.
– Ага.
– Зачем добивать иеромонаха? Он и так не в себе. Его крыша давно в подвале.
– Дай мне его писульку, и я верну крышу на место. А Седельцов в курсе?
– Он на тебя стрелки и перевел. Добрый, позабытый тобой мужичок.
Батюшки! Это не больница, а поместье сурикатов. Ну ладно. Вы еще попляшете, грызуны!
Я явилась в приемную главврача. Седельцов принял меня чуть ли не через час. Он был очень занят. Раньше, несмотря на толпу в приемной, он приглашал меня в кабинет без очереди. Вот так и проходит мирская слава. Мимо. Обожаю говорить штампами. Штампы – квинтэссенция человеческой мысли.
– Вы это видели, Роман Борисович? Над нами смеется весь город, – я сунула Седельцову писульку иеромонаха. – Хотите поставить себя в неловкое положение?
– Впервые вижу, – сообщил патологический лжец и сразу раскололся: – Зачем ты соблазняла этого дурака? Собираешь черепа в кучку, как Верещагин? Апофеоз войны по-зарубински?
Я расхохоталась. Не думайте, что врачи полные профаны, знакомые только с костями и мышцами. Врачи знают много гитик.
– Он вломился ко мне в кабинет без стука.
– Дверь закрывать надо. На ключ. Это больница, а не школьная раздевалка. М и Ж.
– Хорошее воспитание – это детская прививка. Или оно есть, или его нет. Даже главный врач приходит ко мне, постучавшись.
Седельцов зажмурился от удовольствия. Его похвалили. Все любят, когда их хвалят. Это отличный прием для получения желаемого.
– Аннулирую, – пообещал он. – И?
Когда Седельцов хочет харассмента, его рука спонтанно касается брючного ремня. У него это безусловный рефлекс.
«И» осталось на трубе», – подумала я и подняла брови.
– Так что, над нами будут смеяться?
– Иди, Зарубина, – разозлился Седельцов. – В декрет! Хоть девять месяцев от тебя отдохнем.
– Спасибо, Роман Борисович.
Седельцов циркуляр аннулировал и издал нерукотворный декрет о мире. Образно выражаясь, я все же ушла в декрет. Надеюсь, на девять месяцев, несмотря на то, что иеромонах живет в состоянии ненависти ко мне. Она протекает атипично, с обильным потоотделением и выраженной гиперемией кожных покровов. Дабы не было обострений, он не является ко мне в отделение и отводит глаза на больничных конференциях. Сам виноват! Как бы ни сложилась судьба циркуляра, он в любом случае стал бы посмешищем.