Холодные песни
Шрифт:
По прибытии лайнера «Грешиан» с взятым на буксир барком «Кромантишир» в Галифакс началось расследование. Фактом кораблекрушения занялось морское ведомство торгового флота Франции.
Из показаний очевидцев стало известно о многочисленных убийствах во время и после погружения парохода «Ла Бургонь». Австрийских моряков и итальянских эмигрантов, повинных в кровавых бесчинствах, конвоировали во Францию. Тень легла и на команду «Ла Бургони», как только сопоставили число погибших (или выживших, как сделал Оскар Хендерсон) моряков и пассажиров: двадцать три и пятьсот тридцать восемь.
Несколько свидетелей сообщили под присягой об убийстве кочегара Ле Жульена.
– В справедливость подобных обвинений очень трудно поверить. Наша компания…
Судья перебил:
– Тогда объясните суду смерть двухсот женщин, тридцати детей и пятидесяти младенцев. Вы можете это объяснить?
Фагуэт не мог.
Кораблекрушение лайнера «Ла Бургонь» вошло в историю морских катастроф под названиями «варфоломеевское утро» и «кровавое кораблекрушение».
Гневу мировой общественности французские судовладельцы могли противопоставить единственный аргумент: факт гибели всех, кроме штурмана Делинжа, офицеров «Ла Бургони». Офицеры до последнего исполняли свой долг, даже Делинж (свидетели крушения не имели нареканий в его сторону), который лишь чудом выиграл поединок со смертью: водоворот увлек его на глубину, но штурману удалось вынырнуть.
– Мы шли всю ночь полным ходом, вокруг был туман, – сказал в зале суда Делинж. – На лайнере горели ходовые огни и постоянно подавались гудки.
Ответственным за катастрофу признали капитана Делонкля, который по необъяснимым причинам изменил курс парохода (никто так и не смог ответить, почему Делонкль направил пароход в столь оживленный район судоходства) и погиб вместе с ним. С Хендерсона, капитана английского парусника «Кромантишир», обвинения сняли в конце сентября.
В течение судебного процесса и последующих месяцев на страницах мировых газет часто всплывало словосочетание «позор Франции». В «Нью-Йорк мэйл энд экспресс» писали: «События, развернувшиеся вблизи острова Сейбл, навсегда останутся в человеческой памяти как кровавая драма, подобной которой еще не было». Московская газета «Новости дня» сообщила о смерти борца Юсупова, плывшего в Гавр на борту лайнера «Ла Бургонь». «Нью-Йорк таймс» вышла с заголовком «Это был французский корабль, и с него спаслась лишь одна женщина» на первой полосе.
Виктория Лакассе. Женщина из второго класса. Женщина, которая спаслась.
– Ночью меня разбудили гудки, – сказала присяжным Виктория. – Я оделась и немного посидела в кресле, прислушиваясь. Муж спал. Мне… мне было тревожно. Затем я вернулась в койку, но не успела заснуть – меня швырнуло на ковер. На палубе, когда мы с мужем выбежали из каюты, было много людей. Другие пассажиры, они… напоминали привидений… привидений с испуганными лицами, в панталонах и сорочках… Мы с мужем спрятались под трапом, потому что боялись, что нас раздавят, затопчут. Но судно кренилось, мы побежали к борту, и нам удалось попасть в шлюпку… Офицер не мог справиться с тросами, шлюпка не опускалась… Мы вылезли и побежали к плотам. Как только оказались на корме, лайнер перевернулся, и мы упали в воду. Я плохо помню, как плыла… Кажется, я потеряла сознание… Пришла в себя уже на плоту, меня втащил муж… Вокруг барахтались люди,
На протяжении года человеческая жестокость на палубах парохода «Ла Бургонь» вдохновляла журналистов больше, чем победы и поражения испано-американского конфликта – первой войны, запечатленной на кинопленку.
Глубина.
Даже киту нужен глоток воздуха.
В легкие рвалась бездна. Сознание пульсировало, переваливалось через край беспамятства.
Деваль пытался полностью расслабить тело, примирить его с натиском холодной воды. Нет, бессмысленно. Глубина… Что-то плохое творится с кровью. Скоро не выдержит грудная клетка.
Когда-то он был неплохим ныряльщиком, когда-то…
Рулевой перевернулся в холодной черной воде. Как глубоко его засосало: на двадцать, пятьдесят, сто футов?
Несколько мгновений до смерти.
Давление на глаза и барабанные перепонки стало спадать. Наверное, вот она – уходящая жизнь, забирающая все, даже боль. Не так уж и плохо.
Он решился открыть глаза.
Дно воронки светлело, расширялось, словно неведомый могильщик остался недоволен своей работой и теперь выкапывал Деваля из жидкой ямы. Или он видит огни загробного мира? Фонари мертвого города…
Вода расступилась, и рулевой глотнул острый, как стеклянная крошка, воздух, забарабанил руками по мембране океана. Затем снова погрузился с головой, захлебнулся, пошел ко дну, но тут ноги уперлись во что-то твердое. Деваль из последних сил оттолкнулся – перед глазами плясали серые круги – и вынырнул.
Вынырнул лицом к острову.
Над полосой песка плыли тяжелые облака. Свинцовая пелена скрыла солнце, небо стремительно чернело. С дюн налетел посвист ветра; тонкий и гибельный, он крепчал с каждым судорожным глотком воздуха, с каждым гребком. Когда вязкое дно приблизилось, позволив Девалю идти, а не плыть, ветер уже безумно выл, сметая верхушки дюн в океан.
Остров Сейбл. Пожиратель кораблей. Кладбище Атлантики. Канадский дьявол.
Песчаные ладони хлестали по мокрому лицу рулевого. Деваль повернулся к туманному горизонту и лег на спину. Зыбь играла им, как корабельным обломком. Он старался грести, но не был уверен, приближается к полумесяцу суши или отдаляется.
«Шестьдесят миль… Даже пароход с исправной паровой машиной не добрался бы до Сейбла так быстро… Как я оказался здесь?.. как выжил?.. – Вопросы рыбешками бились в сетях охваченного лихорадкой разума Деваля. – Я тонул, но водоворот выбросил меня к острову… Или все это игры тумана?»
Ветер затихал, переходя с рева на свист. Кажется, шторм изменил свои планы: спрятал злость в копилку осенне-зимних безумств. Барашки опадали, стряхивая серые шапки пены.
Руки, а затем спина Деваля коснулись дна. Рулевой потерпевшего крушение лайнера «Ла Бургонь» по-рачьи попятился из воды, увязая в ненасытной отмели, в «океанской трясине», и оказался на берегу громадной песчаной насыпи. Снова показалось солнце, слева и справа выросли высокие тени.
Деваль завертел головой, пораженный увиденным.