Холодные песни
Шрифт:
Элер крутился вокруг Светы и почти не замолкал:
– Отец с Уломовым работает, директором станции, так того на следующий день после землетрясения в ЦК вызвали. А там не только Рашидов, но и Брежнев с Косыгиным, прилетели из Москвы, доклада ждут. И тут за окнами крик, шум. Брежнев подумал, что снова тряхнуло. Ан нет! Гол на «Пахтакоре» забили минчанам. Знаете, что тогда Брежнев сказал Рашидову? Сказал: «Так у вас, наверное, и землетрясения не было. Футбол один…» А потом толкнуло на четыре балла, афтершок…
– Это что? – участливо
– Повторные толчки, – весомо пояснял Элер. – Первый месяц постоянно трясло, сами знаете, но это ничего, даже хорошо. Отец говорит, что так подземные слои напряжение сбрасывают.
– Интересно.
Элер кивал: интересно, еще как интересно.
– И без мистики не обошлось. У меня бабушка в трехэтажке возле Госпитального рынка живет. Перед той ночью ей померещилось странное свечение, от земли исходило, а еще шум, прямо под домом. И не ей одной.
– Так вы в палатках живете?
– Радик – нет, его улицу только припугнуло, хотя не все в дома вернулись. А вот я теперь под открытым небом. – Элер легонько, неуклюже-нежно толкнул Свету в плечо. – Так что стройте быстрее, не хочется у костров зиму встречать.
Землетрясение, землетрясение, землетрясение. Все кружило вокруг землетрясения. Как сиденья цепочной карусели.
От Радика пахло вином, всклокоченной молодостью и желанием. Он почти не отходил от Лили, но говорил мало, забавно косился на внушительную холмистость ее груди (она знала, какое впечатление на мужчин производят ее формы, особенно под ярко-оранжевой индийской кофтой), даже едва не подрался с другими ребятами. Из-за нее. Это было приятно. Но, но, но…
Что «но»?
Но. Она старше его на два или полтора года…
Но. Он наивно самонадеян и легкомыслен, молодой актер все-таки… А еще носит старые туфли с промятыми носами, а ведь настоящий мужчина должен…
Но. После той жуткой ночи, которую они с девчонками провели в вагончике под кроватями, а с внутренней стороны двери трясся «замок» из колючей проволоки… После той ночи, в которой бесновались пьяные звери-люди, еще не выветрился страх…
Но. Ее посещала мысль об отъезде, такие разговоры все чаще звучали в стройпоезде…
Но… Все это было не важно. Рядом с Радиком она не чувствовала того самого вязкого трепета. Не испытывала мучительно-сладкой дрожи.
Она поцеловала Радика недалеко от парковых ворот, на углу игротеки. Поцеловала быстро и невесомо, в благодарность за этот вечер, такой же быстрый и невесомый. Ей понравился вкус его губ, ее рассмешили его волнение и мигом слетевший апломб, но все было так легко, даже мысли, поэтому она просто поплыла дальше. Он взял ее за руку, она разрешила, и они раскачивали лодочку из ладоней на волнах городских сумерек.
Парни провели их до строительного городка и попрощались. Одного из них Лиля видела в последний раз.
А следующим вечером она влюбилась.
Грузовик вез к вагончику, заменившему дом, чаю и вечернему концерту. Она
Это он… ее мужчина.
Засыпая, она надеялась на скорую встречу под тенью опущенных век, но ей приснилась уродливая лапа с когтистыми пальцами, скребущая по обломкам сырцового кирпича.
Район Кашгарка, в «яблочко» которого саданул кулак землетрясения, закрыли от посторонних. Восстановительные работы стихали лишь к ночи, а ранним утром строительный интернационал снова закатывал рукава. Большой хашар: сотни загорелых рук и горящих глаз, которые видели в руинах новый Ташкент. Кто-то – свой новый дом, в котором останется жить, создаст семью, как сделали в позднефеодальный период китайские купцы из Кашгара.
Элер понимал, что центральная часть города – да и весь Ташкент – уже никогда не будет прежней, одноэтажной, одичало-зеленой; колхозным полям и камышовым болотам придется подвинуться. Над развалинами, которые расчистили танками (во время работ башни боевых машин были мирно повернуты назад), поднимались остовы будущих многоэтажек. Воплощение национальных стилей братских республик.
– Как думаешь, у кого краше выйдет? – спросил Элер.
– Что?.. – не сразу врубился Радик. – А-а… У белорусов.
– А вот фиг тебе! У украинцев лучше!
Радик растерянно кивнул. Так быстро сдался в едва наклюнувшемся споре? Элер открыл рот, тут же закрыл. Миниатюра: рыба на песке.
Он понял, что Радик боится предстоящей разборки, но виду не подал, не упрекнул. Элеру тоже было страшновато, но по-другому, с примесью предвкушения справедливой расплаты: дерзких скотов надо наказать, иначе снова прижмешься спиной к стене. Даже первобытные люди во время охоты опасались мамонтов, ведь так? Главное – научиться использовать свой страх.
– Солдаты! – Элер увлек Радика за огрызок стены, изрезанной зигзагообразными трещинами.
Два армянина в пропыленной военной форме свернули к глинобитному уютному особнячку, чудом уцелевшему на правой стороне улицы. Во дворе их встречала старушка, такая же ветхая, как и жилище, приглашала на узбекском к столу. Солдат и строителей кормили всем городом. Угощали сигаретами и улыбками. В Кашгарку ведрами передавали мошхурду, маставу, чай.
– Айда! – шепнул Элер, и они продолжили путь по еще неразобранным завалам коммунальных дворов.