Холодные песни
Шрифт:
(?) май
Грибок. Мерзкий налет. Плесень.
Она выделяет какой-то газ, ведь так? Поедает станцию, разрушает оборудование и системы… Насколько опасны ее «дыхание», ее споры? Могла ли плесень стать причиной перемены в поведении Володи? Замкнутости Алексеевича? Моей апатии?
Или все это из-за «мертвого дома»? Из-за стресса? ЧП с СУД случилось несколько недель (месяц?) назад. На станции погас свет, замолчали вентиляторы, заснули приборы. «Мир» превратился в «мертвый дом» с тремя разругавшимися в хлам родственничками. Очень
Мы ждем с Земли приказа о срочной посадке, но связи нет.
(?) май
Вечером включили вычислительную машину (все-таки ЦУП за нами наблюдает?), но СУД снова выдала аварию, и все вырубилось.
Экономим «ампер-секунды».
(?) май
Мне страшно. Очень страшно.
Почему этого почти не видно по записям?! Дневник ведет кто-то другой: безразличный, пустой я, который просыпается лишь изредка, последний раз в апреле (?).
Все происходящее на «Мире»… оно не может быть реальным! Мы больны! Экипаж отравлен! ЦУП не отвечает, потому что знает что-то, потому что не собирается нас…
Я по-прежнему слышу чьи-то разговоры в своей голове. Параллельную линию. Концентрировался час или два, чтобы разобрать «переговоры», но смысл услышанного тут же забывался… Правда, я почти уверен, что кто-то кричал, просил о помощи, а его собеседник отвечал: «Нет, нет, нет…»
За стеной стучат! Володя? Алексеевич?
Я больше не вынесу…
26 мая
Реанимировали СУД, раскрутили гиродины.
После построения ориентации вернулась связь через ретранслирующие спутники. Узнал, что сегодня 26 мая.
ЦУП устроил телефонный сеанс с домом. Хотелось бы, конечно, «встретиться с родными в комнате № 23», но тут выбирать не приходится. Главное, хоть какой-то сигнал наладили. Настя рассказала, что у нас дома гостят мои родители и все хорошо. А потом резко отключилась – и ни слова про Даника. Я растерялся, еще долго спрашивал у трубки, звал.
Черт…
Только сейчас, описывая события дня, я понял…
Голос Насти. Это была запись. Она повторила все то же самое, что и больше двух месяцев назад. Не она – пленка.
28 мая
Застал Володю, когда он ел.
Вокруг подбородка и губ бортинженера колыхались серые нити, словно водоросли в воде. Плесень покрывала и кусок торта, который Володя приготовил вчера из творога, орехов, печенья и изюма. Володю это не смущало.
Я видел, как он сидит, как старательно пережевывает отравленную пищу, и его черные, точно смола, глаза. И как он смеется, глядя сквозь меня.
Я понимаю, что описываю странные, даже жуткие вещи. На комплексе творится что-то необъяснимое, но… что мне остается? Связи с ЦУПом нет. Члены экипажа превратились в отшельников. Любое совместное дело, направленное на выживание, выливается в конфликт.
Все
Потому что, когда я пишу, все уже случилось. Прошлое, которое оказалось не настолько сильным, чтобы отнять у меня будущее.
Я еще здесь.
Мы здесь.
29 мая
Много размышляю.
Заметил одну странность. Злость, желание причинить боль возникают, только когда кто-то есть рядом. А когда я один, обволакивает некая отстраненность, вот как сейчас, во время написания дневника. Очень трудно вспомнить смысл слова «паника». Очень трудно поверить в то, что отражаешь на бумаге.
Это похоже на анестезию чувств…
1 июня
Станция поросла космическими грибами. Изоляцию проводов и труб покрывает густой налет плесени, стены затянуты живой пленкой. Кормовая часть модуля «Квант» окутана белым налетом. Микробы, которые не боятся ни холода, ни радиации, плодятся и размножаются. Окисляют все, что способно к окислению. Им здесь нравится.
Мне – нет. Постоянно кружится голова, тошнит, скачет температура.
(?) июнь
Володя плавает по станции со сложенными на груди руками и закрытыми глазами. В волосах запекшаяся кровь – наверное, от ударов. Иногда он говорит: «ЦУП затопит станцию». Или: «Вернулись другие». Или: «Оно посмотрело на них». Он говорит сам с собой, на мои вопросы почти не реагирует, хорошо если приподнимет веки и глянет, и то недобро.
(?) июнь
Научился «отключаться» от разговоров в голове. Представляешь тумблер – щелк! – и нет голосов. Только собственные мысли…
(?) июнь
Вчера Володя убил Алексеевича.
Мы все торчали в базовом блоке, впервые за последний месяц или два. Командир крутил педали, я читал «Мастера и Маргариту», Володя смотрел в иллюминатор, а потом выплыл и вернулся уже с молотком.
Он орудовал им долго, словно автомат, словно Луцкий с мачете в моей галлюцинации. Я даже не попробовал его остановить, просто смотрел, вздрагивая при каждом ударе, но не чувствуя ни страха, ни жалости. Молоток не отскакивал от черепа Алексеевича, я почти видел, как внутри полой ударной части движутся металлические шарики, рассеивая энергию отдачи.
А потом Володя покинул станцию. Вошел в скафандр и улетел.
Он улыбался через стекло шлема, когда пустота засасывала его.
Я запихал Алексеевича в «Квант». Едва удалось.
(?)
У меня прекрасные жена и сын… Я их так люблю… Мне так повезло…
Но сейчас я в аду. В аду, который не могу понять, но который очень хорошо понимает меня.
(?)
В иллюминаторе нечто черное, враждебное, бесконечное, мертвое. Космос.