Холодный туман
Шрифт:
Тут я и решил устроить маленький спектакль.
— Выспрашиваете, — отвечаю, — действительно ли история так меня захватывает, что я стараюсь как бы воскресить далекое прошлое и потом будто живыми вижу исторических персонажей. Но почему вы говорите «будто»? Никаких будто! Я вижу их так же, как вижу в эту минуту вас. И разговариваю с ними так же, как сейчас разговариваю с вами.
Говорю вот так психиатру, а сам смотрю на него и опять еле сдерживаюсь, чтобы не прыснуть. Он, как мне сдается, принимает все за
Вот, например, говорю, Юлий Цезарь. Славный, скажу я вам, мужик. Рубаха-парень. С ним посидеть поболтать — одно удовольствие. По-русски он, правда, изъясняется плоховато, но ничего, запросто переходим на латынь — и все становится в порядке. Какие проблемы обсуждаем? Разные. Приносит ли вред, или наоборот, рабство в Римской империи? Какие виды на урожай кукурузы в России, почему повысились цены на пряности, доставляемые из Индии?
— Интересно. Очень интересно, — замечает врач-психиатр. — А как Екатерина Вторая?
— Замечательная женщина. Кокетничает, правда, строит глазки, а вообще приятная дама. Любит шотландское виски, армянский коньяк и чачу. Бывает, выпьем с ней на брудершафт, тут она и начинает — «Ты, — говорит, — конечно, не князь Потемкин-Таврический, но парень что надо. С тобой приятно. Я вот, — говорит, — уеду в столицу, так ты не забывай меня. Пиши. Обещаешь?»
И вдруг врач как расхохочется, остановиться не может, слезы вытирает, а они текут у него и текут. Мать, конечно, тут как тут. Что, мол, здесь происходит? А врач, заикаясь от смеха, говорит:
— П-первый раз вижу такого н-ненормального человека. А-артист! Ей Богу, артист. Да, он же сразу определил, какой я «знакомый». И заливает, и заливает… Наверняка проучить захотел и меня, и вас. И если честно, то в какой-то мере ему это удалось. Ну и ну…
Мать, конечно, тоже посмеялась. Я потом ей сказал: «Я знаю, ты у меня умница, но как же ты не понимаешь, что увлеченность, такая увлеченность, когда человек живет в воображаемом им мире — будь это мир далекого прошлого, или мир вселенной, наконец, мир нашего отца — мир военной науки, — такая увлеченность сродни фанатизму — и человек посторонним людям действительно может показаться не совсем нормальным человеком. Но — посторонним, а не близким…»
Она со мной согласилась. Потому что знала: отец ведь тоже всегда отличался такой же увлеченностью. Бывало, встанет ночью, заглянет в его кабинет, а он — в пижамных штанах и в нижней рубашке — сидит за столом, на котором расстелена карта, и что-то колдует над ней, переставляет разноцветные флажки из одного места в другое, то хмурится, то улыбается. Она уже знает: идет «бой», и командир соединения Константин Константинович Строгов выигрывает его или проигрывает….
— Отец — пехота? — спросил Денисио.
— Да. Воюет
Глава вторая
Он действительно был белый, как лунь. Густая белая грива делала его голову похожей на благородную голову льва, и никому не верилось, что когда-то в его волосах не было ни одной сединки.
Он и сам смотрел иногда на свою фотографию, запечатлевшую его перед самой войной и удивлялся: «Ты ли это, Костя?»
…Все произошло в самом начале войны. Командир недавно сформированного в тылу полка накануне получения приказа о движении на фронт тяжело заболел, и полковнику Константину Константиновичу Строгову, находящемуся в это время в Министерстве обороны в Москве, было предложено срочно вылететь к месту расположения этого полка неподалеку от Уфы и принять над ним командование.
В Уфе, в аэропорту, Строгова встретил начальник штаба полка и, как-то, уж очень угодливо, расшаркавшись, представился:
— Майор Гуляев Михаил Михайлович. — Не оборачиваясь, через плечо бросил стоявшему в двух шагах лейтенанту: — Захаров, позаботься о вещах полковника.
Константину Константиновичу не понравились ни это расшаркивание начальника штаба, ни то, как он обратился к лейтенанту, который по всей вероятности, исполнял обязанности адъютанта командира полка. В конце концов — офицер, какую бы должность ни занимал. Взглянув на Захарова, Строгов мягко сказал:
— О вещах беспокоиться не надо, они все при мне. — И указал на портфель: — Вот здесь.
Гуляев пожал плечами и проговорил:
— Комиссар полка полковник Андрей Ильич Ильинов просил извинить его за то, что не встретил вас вместе со мной. Вашему предшественнику, полковнику Филиппову, стало значительно хуже — и Андрей Ильич счел своим долгом пойти его проведать. Хотя, как мне кажется, он мог бы сделать это и завтра.
— Полковник Ильинов поступил правильно, — сказал Строгов.
В полку их уже ждали. Как только Константин Константинович вылез из «Эмки», к нему подошел ладно скроенный, спортивного вида, офицер и доложил:
— Командир первого батальона вверенного вам полка капитан Травин. — Пару секунд помолчал и, слегка смущаясь, добавил:
— Дмитрий Алексеевич.
Строгов протянул руку.
— Здравствуйте, Дмитрий Алексеевич.
— Здравствуйте, Константин Константинович.
Строгов улыбнулся:
— Ну вот, хотел как следует представиться, а вы уже… Потом подошли еще двое командиров батальонов, с которыми Строгов также поздоровался за руку. И после этого сказал: