Холодный ветер перемен
Шрифт:
— Валите отсюда, пока милицию не вызвал. Кто вас пустил? Где охрана? Гена! — бушует старик.
Пинаю рабочего, который уже вовсю шарится в моей машине, по заднице! Смачно получилось. Потом беру дедка за грудки, поднимаю и встряхиваю. Правда пришлось тут же бросить оного на бетонный пол — вылез ничего не понимающий, но очень обиженный подсрачником мужик. Из неприятного — в руках у него отвертка. Поэтому не размениваюсь на уговоры и бью левой в печень. Тот падает вместе с орудием преступления и получает от меня ещё пару пинков в туловище. Поворачиваюсь к
— Вы что, тут воровством занимаетесь?
— Толян, Толян! — повис на моих руках Бейбут.
По-моему, в первый раз он не пытается погасить конфликт, как умеет — кулаками, а решить мирно.
— Гена! — зовёт дедок. — Мужики!
К нам, топая сапогами по полу, бежит Илья и охранник, стоящий на входе. Те трудяги, которые были в подчинении у местного начальника, на помощь не спешат, похоже, не сильно его тут любят.
— Что случилось? — подбегает Гена. — Назар Яковлевич, звали?
— Илья, тут пытались мою машину разукомплектовать, случайно увидел. Иди, звони ноль-два. Думаю, это неединичный случай, — уже спокойно говорю я.
Остываю быстро, но злоба не прошла. Первая мысль — позвонить Власову, но рано же ещё, вторая — начальнику местной милиции, но он, вроде, сменился недавно. Потом решаю, что и моих горкомовских корочек хватит.
Глава 38
Сотрудники транспортной милиции не спешили, и я успел осмотреть свою машину. Вроде ничего не украли. Царапина раздражает, но понимаю, вины местных в этом повреждении нет. Бейбут тихонько отошёл в сторону, перекрывая путь к выходу для мастера, очевидно, чтобы тот не сбежал. Где же милиция эта?
Идут! Старший сержант и рядовой, молодые парни лет по двадцать пять, не больше.
— Старший сержант Малышев! Ваши документы? — представился один из них.
Менты очень похожи друг на друга — оба мордастые, лица красные, недовольные. У одного постоянно бурчит рация. Но, несмотря на схожесть, они всё-таки разные. Малышев выглядит усталым циником, а второй, лопоухий, похож на Павку Корчагина своим честным выражением лица.
Протягиваю сразу паспорт и корочки заведующего отделом в горкоме ВЛКСМ. Отношение моментально меняется.
— Поймали у нас на складе, пытались машины грабить, побили Копенко и меня, — с ехидством перечисляет все мои грехи Назар сын Якова, но сочувствия у прибывших не находит.
С одной стороны я — как видно, непростой человек, с другой — свой, считай, станционный начальник. Малышеву хоть разорвись.
— Что скажете, Анатолий Валерьевич? — кисло спрашивает мент.
— Вот моя машина сегодня пришла, вот документы на неё оформил уже, прихожу забирать, а этот, я так понял, Копенко, получает указания от начальника снять с неё фары, забрать инструмент и аптечку. Я не позволил, конечно, это сделать. Копенко кинулся на меня с отверткой, — киваю на валяющийся инструмент я. — Банда тут орудует. Надо проверить, сколько машин разукомплектованных пришло, например, за год, но это не ваша забота. Сейчас оформляйте
Говорю уверенно, даже нагло, чтобы и тени сомнения не было, кто виновен.
— Парни, да что вы его слушаете? — недоумевает Назар Яковлевич. — Воришка это! Не в первый раз его тут вижу на станции! Промышляет! Вот помните шестнадцатого апреля у нас три машины без запаски пришли? Я его тут видел, внимание тогда не обратил, а сейчас…
— Я в это время на съезде ВЛКСМ в Москве был, а вечером встречался с товарищем Власовым, вон ребята знают кто это! — насмешливо говорю я.
— Так потом, наверное, и приехал. А что за Власов? Не родственник предателя? — перебивает мастер.
— Все-таки я попрошу вас, Анатолий, пройти с нами в отделение, — не глядя на меня, говорит сержант.
— Что ноги бить? Поехали, — соглашаюсь я.
— Куда?! Я машину ещё не принял! — возмущается дедок. — И ты должен расписаться за получение.
— Принимай. Где там тебе автограф черкнуть? — соглашаюсь я.
— Некогда мне твоей машиной заниматься, она сегодня только пришла, завтра к обеду забирать приезжай, — мастер пытается уйти.
Щас! Повторяю трюк с поднятием за лацканы.
— Что бюрократию разводишь? Я приму её в том виде, что есть, и распишусь. Ты потом можешь принимать машину или нет, твоё дело, но раз у меня нет претензий, то и у тебя не должно быть.
— Так нет претензий? — обрадовалась лопоухая честность в лице рядового.
Усталая циничность в лице старшего сержанта привычно поморщилась.
— Коль, у него претензии нет к комплектности, а есть к попытке воровства, а раз отвертка была, то, возможно, это не только воровство, а ещё и грабёж! Групповой! — весомо добавил сержант.
Пнутый и ударенный Копенко, до этого сидевший на бетонном полу тихо икнул.
— Это Яковлевич приказал фары снять! Он пусть и отвечает, а отвертка маленькая совсем, — сдал своего начальника работяга.
— Назар Яковлевич, вам тоже придётся пройти с нами, — торжествующе сказал Малышев.
Лопоухое чудо схватилось за кобуру!
— Я этого так не оставлю! Я в горком буду жаловаться! — голос мастера дал петуха.
— Вот зав отделом в горкоме, можете прямо сейчас жаловаться, — кивнул на меня Малышев, отдавая документы.
Не всякий актёр так может сыграть последнюю сцену в пьесе «Ревизор», как сейчас сыграл лицом Назар Яковлевич! На нём отразилось всё — обида, неверие, изумление, злость.
Что горком не партийный, а ВЛКСМ Малышев не уточнил, но вообще провел работу по запугиванию мастера очень тонко. Сейчас он намекнёт тому, что может всё уладить, — и считай, услуга от местного босса у него в запасе есть!
— Как же так! У меня работа! — преданно заглядывая в глаза Малышеву, пролепетал ворюга.
— Анатолий Валерьевич, мы сигнал ваш проверим, но давайте не заострять внимание на отвертке, это инициатива рабочего, вы же не думаете, что они тут разбоем промышляют?