HOMO FABER
Шрифт:
Больше суток, не отдыхая, мы втроём мостили гать из бочек и досок. Тропинка не доходила до берега на пятьдесят метров и начиналась среди топи. Её вывели на крохотный островок, на котором росла одна кривая берёзка, с наполовину отгнившими сучьями. Рядом с ним я решил построить свой островок, искусственный. А на твёрдом грунте сделать настил из бревён и установить спаренную немецкую двадцатимиллиметровую зенитку. Не столько для реального использования, сколько на случай «чтобы было». Против самолётов же себя хорошо зарекомендовали гаусски.
Пустые бочки отлично
Когда закончим здесь, то вторую базу оборудуем километрах в двадцати от болота в самой дремучей чащи.
Единственное, что доставало — это комары. Да и то не меня, а моих товарищей. Почему-то моя кровушка не нравилась болотным кровососам.
— Эх, а вот бы вас, товарищ лейтенант, на секретный завод, чтобы вы танки да пушки делали, — вздохнул Паршин. — Какая польза была бы. Уж всяко лучше, чем бочки с досками клепать.
— Я там не скоро ещё покажусь. Да и нет смысла в этом для меня. Пушками и танками пусть обычные заводы занимаются, — ответил я.
— А чем тогда? — заинтересовался парень.
— Чем-то редким, дефицитным.
— Так танки и есть дефицитные! Вон что наши танкисты про них рассказывали…
— Горючего им не хватало, — перебил его Седов, включившийся в беседу. — Оно дефицит. Да, товарищ лейтенант? А самолётное топливо ещё дефицитнее.
— И топливо не для меня. Его производят заводы в огромных количествах.
— А что же тогда вы можете делать?
— Хм. Золото, например. Или редкие металлы, которые нужны для танковой брони и стволов пушек, для самолётов, для двигателей. Всего горсть такого вещества будет стоить, как несколько танков или пушек, — ответил я.
— Так почему… — вскинулся Паршин.
— Да потому, что пока товарищ Сталин и его соратники не вычистят от шпионов Москву, мне нельзя там показываться, — произнёс я. — Вот почему. Пока про меня знают немногие, и все они надёжные люди. Но вот покажись я в Москве или ещё где-то за линией фронта среди разных людей, то информация дойдёт до шпионов наших врагов. И меня убьют, как бы ни охраняли. Обязательно убьют, так как этот приборчик, — я постучал себя по груди, — важнее нескольких танковых дивизий.
— И вы здесь прячетесь?
— Я здесь воюю один, — поправил я бойца. — С вами, то есть. Что для войны важно?
— Э-э, — оба красноармейца переглянулись. — Солдаты и оружие?
— Тыл, — усмехнулся я. — Вот тыл мы сейчас и строим. Пусть немцы попробуют нас отыскать среди этих болот и лесов… замучаются пыль глотать. И вообще, работайте-ка быстрее, нам сегодня нужно настил доделать, чтобы отдохнуть успеть перед завтрашней дорогой.
— А куда? — мигом сделал стойку Седов.
— Немцев пойдём бить, — подмигнул я ему. — Поможем нашим войскам сражаться.
Подобравшись поближе к Великим Лукам, моя группа села в засаду на крупную автомобильную колонну немцев. Место выбрали в небольшом леске, вдоль которого протекала речка. За речкой раскинулся заливной
От нас до дороги было метров девятьсот. И в этой точке она делала несколько изгибов из-за оврагов. По этой самой причине здесь вечно вся техника прижималась чуть ли не бампер в бамперу друг к другу. Просматривалась дорога на полкилометра, в одном месте участок пути скрывался за высоким подъёмом на очередном повороте, с другой за лесом, возле которого заканчивался луг.
Мы тишком ночью вырыли себе несколько окопов, замаскировали и сели в ожидании вкусной добычи. Так прошли около полутора суток.
— Товарищ лейтенант, — шёпотом окликнул меня Паршин, — кажись, дождались.
Я и Седов в этот момент отдыхали, оставив Паршина наблюдать за дорогой.
— Буди Седова, — приказал я, — и по местам.
— Есть!
Сам взял СВТ, закинул за спину гаусску и ужом пополз в сторону подготовленной позиции тридцатью метрами правее. Соскользнув в яму, я осмотрел винтовку, смахнул сухие травинки и несколько мелких жёлтых листочков, после чего передёрнул затвор и приник к прицелу.
Самозарядка была снайперским вариантом, снабжённым ПУ, а в магазине ждали своего часа бронебойно-зажигательные патроны. Девятьсот метров — дистанция немалая и дело даже не в расстоянии, а в убойной силе пуль, которые могли и не справиться с толстыми стальными стенками цистерн, растеряв мощь в пути. Но ничего другого не оставалось, так как гаусски были способны только сверлить дырки.
Сквозь прицел я наблюдал за колонной немецких машин с цистернами, приближающейся к изгибам дорожного полотна. Каждый такой трёхосный грузовик вёз примерно три с лишним тысячи литров топлива. По тому, что катили они в сторону фронта и сильно проседали на рессорах, я мог судить, что они были залиты «под пробку».
— Яуза и Кашира! Первому! Без приказа не стрелять! — я выпустил оружие из рук и взял в одну из них американскую радиостанцию.
— Яуза — принял!
— Кашира — принял!
Мои спутники были вооружены гауссками. Им в обязанность вменялось расстреливать двигатели грузовиков, превратив те в неподвижные мишени. Для маленького снаряда, влетающего в цель с сумасшедшей скоростью, не составит труда превратить сложный агрегат в кучку испорченных механизмов. Может быть, даже удастся поджечь, если будет повреждён топливный провод и бензин попадёт на раскаленный металл.
Среди десятков бензовозов виднелись несколько полугусеничных тягачей с брезентовыми крышами, простые тентованые грузовики и две легковушки.
— Яуза, Кашира! Огонь! — скомандовал я, после чего отложил рацию и взял СВТ.
Звуки выстрелов из оружия будущего даже я разбирал в своём костюме с трудом. С дороги же их было невозможно услышать. Зато было видно действие: сразу несколько головных машин задёргались, резко сбросили скорость и очень быстро остановились. Следующие за ними сбросили скорость и стали выбираться на встречную полосу, собираясь объехать преграду, и тоже попали под удар.