Homo Гитлер: психограмма диктатора
Шрифт:
Для мышления Гитлера, которое с течением времени почти не претерпело изменений и развитие личности которого давно остановилось, было характерно подавление женственной модели гомосексуализма. Он снова и снова загонял внутрь свои страсти, стремление к прекрасному и желание вести жизнь деятеля искусства.
С началом войны положение дел изменилось. Последним проявлением этой полностью подавленной тенденции стало посещение Парижа, куда после разгрома Франции Гитлер отправился вместе со Шпеером и Брекером. К началу же Русской кампании фюрер окончательно подавил в себе эстетическое стремление к прекрасному. Теперь он был готов принять решение о полном уничтожении евреев как представителей женственного гомосексуализма и обостренной гетеросексуальности. Теперь во главу угла был поставлен мужской аскетизм.
Постоянное вытеснение трансформировало характер Гитлера в сторону нетерпимости, злобности и убийственной агрессивности. «Все, что он ненавидел в себе, он проецировал на евреев; только они были повинны во всех неудачах как его в частности, так и всей немецкой нации в целом».172 Возможно, что именно в двойном вытеснении, которое не смогла вынести психика Гитлера, и заключена подсознательная мотивация для необъяснимого массового истребления евреев.
Гитлер продиктовал свою первую книгу в крепости Ландсберг. До сих пор он жил только в мужских общежитиях, казармах, а теперь оказался в тюрьме, где также практиковался гомосексуализм. Он стилизовал часть своей карьеры, прошедшей за решеткой, как жизнь героя. Гитлер планировал назвать свою книгу «Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости». В этом названии, значительно сокращенном издателем, наряду с доминантами борьбы за высокие цели, добро и Германию против всех темных еврейских и марксистских сил четко прослеживается гомоэротический подтекст, поскольку речь шла и о борьбе против феминизации.
Создание «национальной общности народа», к которой стремился Гитлер, вовсе не было социалистическим мероприятием. Скорее он требовал от немцев обособиться от других народов и поклясться в верности до гроба своему фюреру. Подобные представления уходили своими корнями в мужскую солидарность, совместную мужскую борьбу. Война для него была мерой всех вещей. Одержать победу можно только мужским мечом, мирный экономический способ покорения его не устраивал. Только мерзкие евреи способны отрицать этот «благородный принцип природы». Мировоззрение Гитлера являлось концепцией реформ и спасения, слегка окрашенной гомоэротизмом.
Гораздо более отчетливо это заметно на примере одного из идейных предшественников Адольфа Гитлера Ланца фон Либенфельса. Еще в Вене молодой Гитлер тщательно изучал его журнал «Остара», где были опубликованы две книги Ланца: «Раса, женщина и ее любовь к мужчинам низших рас» (1908) и «Опасность матриархата и необходимость матриархальной морали» (1909). Эти памфлеты разъясняли несознательность немецких женщин: «Крепкие темноволосые мужчины низших рас, которые живут среди нас, психически и физически развратили наших женщин и испортили их эротический вкус».[173] Ланц пропагандировал гомоэротическую общность мужчин, «новый орден тамплиеров», который следовало создать в замке Верфенштайн в Нибелунгенгау в Вашау, на руинах которого он периодически вывешивал флаг со свастикой.
Хотя позднее Гитлер отмежевался от слишком уж явного гомосексуализма сторонников Ланца, влияние его идей ощущается в «Майн кампф». Ярким примером этого служит печально знаменитый пассаж: «Черноволосый еврейский юноша с сатанинской усмешкой на лице часами нетерпеливо поджидает невинную девушку, чтобы осквернить ее своей кровью и обокрасть ее народ».
И в других местах книги вновь и вновь проскальзывает невообразимое отвращение, которое охватывало и захлестывало его вместе с половым влечением.[174] Он утверждал, что евреи виновны в «превращении нашего полового влечения в скотскую жажду спаривания». У Гитлера вызывал омерзение «отвратительный душок нашей современной эротики», он явственно видел, что в «теплице сексуальных раздражителей» выросло «ядовитое растение расовой дегенерации». Сексуальные
Американский исследователь Брам Дикштра, который был уверен в гомосексуальности Гитлера, интерпретировал убийство евреев как «метафорический геноцид».[175] Можно проследить связь идей фюрера с антифиминистскими и антисемитскими образами, представленными в современном немецком кино Г. В. Пабстом, Ф. В. Мурнау и Фрицем Лангом. Здесь, как у Гитлера, еврей идентифицирован как прототип сексуально озабоченной и развращающей мужчин женщины и приравнен к женщине-вампиру, от которой мужчина мог спастись, только убив ее. Святой Георгий как герб лагерей смерти.
Феминистки заходят настолько далеко, что считают антифеминизм более фундаментальным принципом биологической политики нацистов, чем расизм. По их мнению, в национал-социализме на первом месте стоял сексизм, и только потом шел расизм. Подобный подход в принципе не имеет ничего общего с действительностью. Абсурдно утверждать, что принижение женщин было более сильным, чем целенаправленное поголовное истребление евреев или цыган. Режим, который захотел бы последовать шутливой рекомендации комика Лихтенберга: «Всех новорожденных девочек топить!» — имел бы весьма ограниченную временную перспективу и просуществовал бы не дольше одного поколения.
Антифеминизм не может проявить себя в той же форме, как направленный на массовое уничтожение евреев антисемитизм, он вынужден маскироваться, перенаправлять свою агрессию на другие группы населения. Для Гитлера были типичны подобные маскировка и перенесение подавленных эмоций, которые и делали его личность столь непроницаемой, а поведение — непредсказуемым.
При всем желании Адольф Гитлер не мог запретить немцам спать с женщинами. Однако он смог ограничить половые контакты, соорудив преграды в виде расовых законов. Вплоть до самоубийства Гитлера не оставляли страх перед загрязнением крови и забота о чистоте расы и расовой гигиене. Свое политическое завещание он закончил словами: «Прежде всего я обязываю руководство нации и общество строго соблюдать расовые законы и стойко сопротивляться международному еврейству, которое является всемирным отравителем всех народов».
Весьма странный образ женщины, сформированный Гитлером, был близок стилю «Fin de siecle» (конец века) и столь почитаемым фюрером Арнольду Беклину и Францу фон Штуке. В принципе «геноцидальный менталитет, выражавшийся враждебным, убийственным языком борьбы полов», был свойствен всей западноевропейской культуре. Дикштра утверждал, что «еще до начала столетия печи крематориев концлагерей уже существовали в антифеминистских расово-революционных мужских фантазиях».
Нюрнбергские расовые законы соответствовали навязчивым идеям фюрера. Выступая на съезде партии в 1935 году, он утверждал, что ввел эти законы, чтобы в первую очередь спасти в государстве брак, подняв его со дна расовой мешанины, где он находился. В исполнении этих законов совершенно четко проявлялась сексуальная патология. Научно-популярный журнал «Дойче Фольксгезундхайт» предостерегал арийскую женщину от половых сношений с евреями. Как только она примет в свое тело «чужеродный белок», она никогда больше не сможет рожать расово чистых детей, даже если потом и выйдет замуж за арийца. Данные абсурдные табу вошли в национал-социалистический кодекс поведения. Эсэсовцам и членам партии запрещали жениться, если невеста была ранее замужем за евреем или просто обручена с ним.
Порнографические фантазии смешивались с юридической изо-шренностью. Даже «лазание под юбку» рассматривалось как расовое преступление и каралось двумя годами заключения в исправительном доме, если подобное действие совершал еврей в отношении арийской женщины. В соответствии с комментариями к расовому законодательству, подготовленными в 1936 году В. Штукартом и X. Гробке, наказуемым деянием стали «любовные действия, например взаимный онанизм». Оральный секс оставался неподсуден, поскольку не имеет своей целью воспроизведение потомства, у которого может быть загрязнена арийская кровь.[176]