Хорал забвения
Шрифт:
— Я поэт, — сказал он спокойно, но твердо. — Я не солдат. Не спортсмен какой-нибудь, черт бы вас всех побрал. Поэт!
Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Конечно, можно написать о том, что с ним произошло. Об Элине и Элевт. О словах Бири.
Но ничего определенного не вырисовывалось. Лица появлялись и исчезали, не принося ни слов, ни идей. Зато вспомнилась Земля. Майклом овладела печаль. Он соскучился по отцу и матери, по школе, даже по насмешкам, которые вечно преследовали мечтательного подростка в мире спортсменов и роботов «новой волны». Хотелось плакать. Его просили — нет, заставляли думать и вести себя по-взрослому, принимать решения там,
Только к тому, что дома лучше. Безопаснее. Тепло, еда, мир и покой, возможность учиться и работать — чего еще желать?
— Нет места лучше дома, — пробормотал он, хихикнул и ударил пяткой о пятку.
Страна Оз покажется национальным парком в сравнении с Сидхидарком. Майкл почитывал фантастику, но ни в одной книжке не встречал мира, похожего на Царство. Скорее оно вызывало в памяти уроки истории, нежели волшебные сказки, — что-то из времен Второй мировой. Лагеря для интернированных — Земли Пакта. Проклятая долина — страшная воронка еще более страшной бомбы, полная чудовищ-мутантов. Журавлихи — суровые сержанты.
Конечно, об этом написать можно.
Палка пришла в движение. Едва она коснулась земли, у Майкла возникло давно знакомое приятное ощущение: включилось «радио Смерти», источник поэзии.
В «Орфее» — фильме, который Майкл впервые посмотрел в тринадцатилетнем возрасте, — Смерть являлась современному поэту Орфею под видом женщины в черном лимузине. Радиоприемник в этом лимузине изрекал только вызывающе-бессмысленные фразы… и они потрясли Орфея своей чистотой и поэтичностью. Майклу иногда чудилось, будто он настроился на частоту «радио Смерти», и в такие минуты стихи получались кристально ясные.
Вот она идетС бутылкой в руке,Идет к микрофону.Качнулась слегка.Надтреснутый голос,Тонкое платье.Она умрет.Эта песняЕе убьет.Наши уши грубы.Все мы будемСлушать ееКровь и перегар.Палка остановилась, и Майкл пробуравил маленькую точку — конец стихотворению. Нечто подобное он написал примерно год назад, после концерта Рики Ли Джонс. Но то стихотворение было цветистым и печально-слащавым, как слабое подражание Вордсворту, а это вышло блеклым, безвкусным. Далеко не шедевр. Майкл нахмурился.
И прежде ему иногда казалось, что не он настоящий автор стихов, как будто «радио Смерти» распределяло произведения между разными людьми и наугад. Сейчас это ощущение было особенно сильным. Не он сочинил это стихотворение. Кто-то подслушал его «внутреннюю речь» и преобразовал ее в поэтические строки.
Рука опять потянулась к палке и приписала под стихотворением:
«Надо спросить».
О чем? Кого?
Ребусы. Головоломки.
Глупость одна ищет имен,А слово — мысли могила.НеОн уронил палку. Буквы собрали в своих крошечных руслах и берегах все искристые крупинки земли. Теперь они поблескивали в полумраке. Не Майкл их написал. Это сильно походило на беседу с невидимкой.
— Человеческий детеныш!
Оставив на земле светящиеся слова, он попятился к выходу и поднял тростниковый занавес. Перед домом стояла Спарт.
— Да?
— Сегодня у тебя не будет занятий, — объявила она.
Он встал и ощутил прохладный ветерок.
— И что же?
— Ты не в тюрьме. Только не привлекай больше внимание Ламии и не говори, что решил смыться. У Владыки Фитиля всюду уши. — Она ухмыльнулась. — Когда у тебя нет занятий, можешь отсюда уходить. Без нас. — Она многозначительно огляделась по сторонам. — Кстати, куда пойдешь? Только недалеко. Недалеко.
— Может, в Проклятую долину? Туда, где мы встретили Бири? — спросил он.
Спарт рассмеялась.
— Ишь ты какой шустрый! Пока не стоит.
Она, конечно, была права.
— А чему вы будете сегодня учить Бири?
Спарт приложила палец к губам.
— Человеку это знать не полагается.
Она ушла, и Майкл опустил полог и снова обратил взор к словам на земле. Они уже не светились. Майкл хотел было стереть их ногой, но передумал и достал из тайника под кровлей книгу. Она случайно раскрылась на длинной поэме Джона Китса «Ламия», которую Майкл прочел несколько лет назад и забыл. Поэма не дала никаких ключей к разгадкам тайн Царства, не сказала ничего существенного о Ламии, лишь вызвала новые вопросы. Откуда у великанши это имя? Она ничуть не похожа на змею.
Разве что… Ламия сбрасывает кожу. Майкл закрыл книгу и опустил в недавно пришитый карман.
На пригорке, похоже, никого не осталось. Во второй раз у Майкла возникла безумная идея тайком понаблюдать за Журавлихами и Бири. Наверное, легче было бы в одиночку пересечь Проклятую долину.
И Майкл отправился в Полугород.
Приближаясь к базарной площади, услышал шум. Три высоких гибрида, в том числе стражник, который однажды встретил Саварина и Майкла на околице Полугорода, из ворот рынка свирепо глазели на толпу. Разговор шел на каскарском языке, и, похоже, страсти накалялись.
Элевт с опущенной головой стояла в стороне. Майкл подошел к ней.
— Что происходит?
— Я больше не управляю рынком. — Она попыталась улыбнуться, но губы не слушались. — С тех пор как забрали Лирга, порядка нет и в помине. Так решил совет гибридов.
Майкл посмотрел на стражников и толпу и почувствовал, что краснеет.
— Что теперь будешь делать?
— Мне выделят новый дом, а управляющим рынком назначат другого. Я должна переехать.
— Можно что-нибудь изменить?
— Нет, что ты! — Казалось, одна лишь мысль о протесте ужаснула ее. — Решения совета — закон.
— Кто там главный?
— Халдан. Но он подчиняется Элионсу, ведь тот следит за всем в Землях Пакта, особенно в Полугороде.
— Я способен чем-нибудь помочь?
Она дотронулась до его щеки.
— Нет. Мне поручат другую работу. По способностям.
Майкла снова кольнула совесть.
— Я уже быстрее учусь, — сказала она спокойно. — Скоро смогу делать то, что умеет молодой сидх.
— Ты имеешь в виду волшебство?
— Да. Майкл, а не сходить ли нам сегодня… — В ее взгляде было такое отчаяние, что Майкл не мог его вынести. — На речку. Кажется, будет тепло… Можно искупаться.