Хорнблауэр и «Атропа»
Шрифт:
– Да, дорогая, – сказал Хорнблауэр. – Черные панталоны еще не приносили?
Переход от ожидаемых родов к черным панталонам был для Хорнблауэра совершенно естественным – через деньги, – но Мария увидела в этом только его бесчувственность.
– Неужели тебе панталоны важнее, чем твой ребенок? – воскликнула она. – Или чем я?
– Любимая, – сказал Хорнблауэр. Чтобы успокоить ее, пришлось положить перо и встать. – Мне о стольком приходится думать. Не могу выразить, как меня это огорчает.
Он ничуть не кривил душой. Не
– Дорогая, – сказал он, с улыбкой глядя ей в глаза, – ты для меня – все. Для меня нет в мире ничего, важнее тебя.
– Хотела бы я в это верить, – сказала Мария. Он крепче сжал ее руки и поцеловал их.
– Что мне сказать, чтобы ты поверила? – спросил он. – Что я люблю тебя?
– Мне было бы приятно это услышать, – ответила Мария.
– Я люблю тебя, дорогая, – сказал он, но поскольку она так и не улыбнулась, добавил: – Я люблю тебя даже сильнее, чем новые черные панталоны.
– Ох! – сказала Мария.
Ему пришлось продолжать, чтобы наверняка донести до нее свою шутливую нежность.
– Сильнее, чем тысячу черных панталон, – сказал он. – Можно ли требовать большего?
Она улыбнулась, высвободила руки и положила их ему на плечи.
– Этот комплимент я должна буду хранить вечно? – спросила она.
– Это всегда будет так, дорогая, – ответил он.
– Ты самый добрый муж на свете. – Говорила она искренно – голос ее дрогнул.
– А ты – самая нежная жена, – сказал он. – Можно мне теперь вернуться к работе?
– Конечно, милый. Конечно. Я такая эгоистка. Но… но, милый, я так тебя люблю. Я так тебя люблю!
– Ну, ну, – сказал Хорнблауэр, похлопывая ее по плечу.
Быть может, он переживал не меньше нее, но у него были и другие поводы переживать. Если он что-нибудь упустит, готовя церемонию, то останется на половинном жалованье до конца жизни, и будущему ребенку придется жить в бедности. А тело Нельсона уже в Гринвиче. Процессия назначена на послезавтра, когда прилив начнется в одиннадцать, и дел еще невпроворот. Хорнблауэр с облегчением вернулся к недописанным приказам. Еще с большим облегчением отправился он на «Атропу», где тут же с головой окунулся в дела.
– Мистер Джонс, вы меня обяжете, прислав сюда мичманов и подштурманов. Мне нужно человек шесть с хорошим почерком.
Каюта стала похожа на школьный класс: мичманы расселись на принесенных из кают-компании табуретках за импровизированными столами с чернильницами и перьями и принялись переписывать составленные Хорнблауэром черновики приказов. Сам Хорнблауэр метался между ними как белка в колесе, отвечая на вопросы.
– Простите, сэр, я не могу прочесть это слово.
– Простите, сэр, мне начать с красной строки?
Это тоже способ кое-что разузнать о своих подчиненных, различить отдельных людей в том, что прежде представлялось безликой массой. Одним
– Черт возьми, – сказал Хорнблауэр, – неужели хоть один сумасшедший мог бы сказать такое, а тем более написать?
– Я так понял, сэр, – упорствовал мичман.
– Господи помилуй! – в отчаянии воскликнул Хорнблауэр.
Но у этого мичмана оказался самый красивый почерк, и Хорнблауэр поручил ему писать начало приказов:
«Корабль его величества “Атропа”, в Дептфорде
6 января 1806 года
Сэр!
Властью, данной мне Адмиралтейским советом…»
Другие продолжали с этого места, и так выходило быстрее. Наконец было написано девяносто приказов и их копии, к полуночи всё разослали. На каждую шлюпку и барку кое-как наскребли матросов и унтер-офицеров, а также питание для них. Всем отправили инструкции: «Вы проследуете семнадцатыми непосредственно за баркой Главнокомандующего военно-морскими силами в Hope и непосредственно перед баркой Благочестивой гильдии рыботорговцев».
В два часа пополуночи Хорнблауэр в последний раз увиделся с мистером Паллендером. Выйдя от него, он зевнул и решил, что сделал все. Нет, впрочем, надо произвести одну замену.
– Мистер Хоррокс, вы со мной и с телом отправитесь на первой барке. Мистер Смайли, вы будете командовать второй баркой, предназначенной для главного плакальщика.
Хоррокс был самым тупым мичманом, Смайли – самым толковым. Вполне естественно, что Хорнблауэр поначалу решил взять с собой Смайли, но, воочию оценив тупость Хоррокса, предпочел приглядывать за ним лично.
– Есть, сэр.
Хорнблауэру показалось, что Смайли рад вырваться из-под непосредственного надзора, и поспешил его огорчить:
– Вашими пассажирами будут четыре капитана и восемь адмиралов, мистер Смайли, – сказал он, – включая адмирала флота сэра Питера Паркера и лорда Сент-Винсента.
Радость Смайли мигом улетучилась.
– Мистер Джонс, я попрошу вас к шести часам утра прислать баркас с матросами к Гринвичскому причалу.
– Есть, сэр.
– А сейчас спустите, пожалуйста, мою гичку.
– Есть, сэр.
– До пяти я буду в «Георге». Посыльных отправляйте туда.
У Хорнблауэра оставались и семейные дела: Марии совсем скоро рожать.
Резкий западный ветер свистел в такелаже. Порывистый, отметил про себя Хорнблауэр, выходя на палубу. Если ветер не стихнет, барками нелегко будет управлять. Хорнблауэр спустился в гичку.
– К Дептфордскому пирсу, – приказал он рулевому и поплотнее закутался в плащ – после жаркой от свечей, ламп и множества людей каюты ему стало холодно. Он прошел по пирсу и постучался в гостиницу. Окошко рядом с дверью слегка светилось, в его комнате наверху тоже горел свет. Дверь открыла хозяйка.