Хороните своих мертвецов
Шрифт:
Он показал на стену. Там висело известное каждому квебекцу, каждому канадцу изображение Шамплейна. С портрета смотрел человек лет тридцати, в зеленом дублете с кружевным воротником, в белых перчатках и с мечом. Волосы подстрижены по моде 1600-х годов, длинные, темные, слегка вьющиеся. Аккуратная бородка и усы. Лицо красивое, умное, худое, сильное, с большими задумчивыми глазами.
Самюэль де Шамплейн. Гамаш узнал бы его из тысячи.
Он кивнул.
– Это не он, – сказал отец Себастьян.
– Правда?
– Посмотрите-ка. –
Гамаш увидел портрет полноватого человека, стоящего перед окном, за которым виднелся зеленый пейзаж. Ему было лет тридцать, в зеленом дублете, с кружевным воротником, в белых перчатках и с мечом. Волосы подстрижены по моде 1600-х годов, длинные, темные, слегка вьющиеся. Аккуратная бородка и усы. Лицо красивое, умное, с большими задумчивыми глазами.
– Это Мишель Партиселли д’Эмери, счетовод Людовика Тринадцатого.
– Но это же Шамплейн, – сказал Гамаш. – Чуть поплотнее, и повернут в другую сторону, но в основном тот же самый человек, вплоть до одежды.
Ошеломленный, он вернул книгу священнику. Отец Себастьян улыбался и кивал.
– Кто-то взял этот образ, придал ему немного мужественности, чтобы он выглядел как отважный первооткрыватель, и назвал его Шамплейном.
– Но зачем это кому-то понадобилось? Если сохранились портреты мелких аристократов и торговцев, то разве нигде нет портрета Шамплейна?
Священник оживился, придвинулся к Гамашу:
– Нет ни одного прижизненного портрета Шамплейна. Мы понятия не имеем, как он выглядел. Но и это не все. Почему Шамплейн не получил здесь ни титула, ни земельного надела? Он даже не был официальным губернатором Квебека.
– Не преувеличили ли мы его значение? – спросил Гамаш и тут же пожалел о своих словах.
Священник снова ощетинился, словно Гамаш облил грязью его идола.
– Нет. Каждый имеющийся у нас документ подтверждает, что это истинный отец Квебека. Есть записи, сделанные современником-францисканцем. Францисканцы основали здесь миссию, построили часовню. Шамплейн завещал им половину своих денег. Он построил церковь, когда французы отбили Квебек у англичан. Он ведь ненавидел англичан, вы знаете.
– Трудно не ненавидеть врага. Я подозреваю, что англичане питали к нему такие же теплые чувства.
– Вероятно. Но не только потому, что они были врагами. Он считал англичан настоящими варварами. Жестокими, в особенности по отношению к индейцам. Из дневников Шамплейна известно, что у него были выстроены особые отношения с гуронами и алгонкинами. Они научили его выживать на этой земле и подробно рассказали обо всех речных путях сообщения. Он ненавидел англичан, потому что те убивали индейцев, а не сотрудничали с ними. Поймите меня правильно, Шамплейн тоже смотрел на индейцев как на дикарей. Но он знал, что может многому научиться у них, и пекся
– И о мехах, которые они добывали?
– Что ж, он был предпринимателем, – признал отец Себастьян.
Гамаш снова посмотрел на портрет, висевший на стене рядом с распятым Христом.
– Значит, нам неизвестно, как выглядел Шамплейн и где он похоронен. Что нам говорят о нем его дневники?
– Это тоже интересно. Они нам почти ничего не говорят. Это практически расписание поездок и сведения о повседневной жизни здесь, но о его личной жизни, мыслях или чувствах там ничего не сказано. Личная жизнь оставалась его личной жизнью.
– Даже в его собственных дневниках? Почему?
Себастьян воздел руки к потолку, демонстрируя недоумение:
– Есть кое-какие догадки на сей счет. Одна из них гласит, что он был шпионом французского короля. Другая еще более интригующая. Кое-кто утверждает, что он был сыном короля. Конечно, незаконным. Но это могло бы объяснить тайну его рождения и тайну, окружающую человека, который всей своей жизнью заслужил славу. Это, возможно, объясняет, почему он был отправлен сюда, на край света.
– Вы сказали, что Огюстен Рено нашел под одной из часовен освинцованный гроб и несколько монет. Но на этом раскопки приостановили. Может быть, Рено и в самом деле нашел Шамплейна?
– Хотите посмотреть?
Гамаш встал:
– С удовольствием.
Они двинулись назад тем же путем, оба остановились перед распятием, потом прошли по нефу к небольшой нише с маленьким алтарем, на котором горели свечи.
– Нам сюда.
Себастьян протиснулся за алтарь, прошел через крохотную арку. На уступе в стене стоял фонарь, и священник включил его, осветив тесное пространство. Луч света выхватил камни и остановился на гробу.
У Гамаша мурашки побежали по коже. Неужели это останки Шамплейна?
– Его открывали? – спросил Гамаш тихим голосом.
– Нет, – прошептал священник. – После того скандала город все же позволил Рено продолжать раскопки под наблюдением властей. Археологи возмущались потихоньку, но в общении с прессой говорили, что довольны компромиссом. Однако после рентгенографии и просмотра документов было решено, что это не Шамплейн, а гораздо более позднее захоронение какого-то незначительного кюре.
– Они в этом уверены? – Гамаш повернулся к отцу Себастьяну, едва видимому в темноте. – Вы сами уверены?
– Именно я убедил город продолжить раскопки. Я, вообще-то, уважал Рено. У него не было ученой степени или научной подготовки, но он был вовсе не глуп. И нашел кое-что, чего не нашли другие, включая и меня.
– Но нашел ли он Шамплейна?
– Только не здесь. Я хотел верить, что это он. Это могло бы стать огромной удачей для церкви, к нам потянулись бы люди, потекли деньги. Но когда мы разобрались во всем, все продумали, то решили, что это не может быть Шамплейн.