Хороните своих мертвецов
Шрифт:
Отшельник. Так его называл Оливье. Всегда так называл.
Бовуар припарковался у антикварного магазина, но по другую сторону улицы. Магазин сохранился, стоял рядышком с другими магазинами старинных вещей на рю Нотр-Дам, где не торговали всяким старьем – только ценными вещами.
«Ле тан пердю» выглядел как истинно элитный магазин.
Бовуар потянулся было к ручке двери, но остановился, уставился перед собой, повторяя в уме детали разговора. Он искал слово, одно короткое слово. Потом открыл свой блокнот с записями.
И
– Чем могу вам помочь?
В самом конце помещения за столом сидел пожилой человек. На нем были очки, и он смотрел на Бовуара, оценивая его. Инспектор знал такой взгляд, но обычно это он оценивал других людей, а не кто-то оценивал его.
Два человека оценивали друг друга. Бовуар видел перед собой хрупкого человека, хорошо и удобно одетого. Как и его товар, он казался старым и аристократическим, и от него немного пахло полиролем.
Торговец же видел перед собой человека лет тридцати пяти – сорока. Бледного, возможно переживающего трудные времена. Он явно был не из тех неторопливых покупателей, которые в выходной неспешно прогуливаются по кварталу антикварных магазинов. Перед ним явно был не покупатель.
Вероятно, этому человеку что-то нужно. Может быть, туалет.
– Этот магазин, – начал Бовуар. Он не хотел говорить, как следователь, но вдруг понял, что не умеет говорить, как кто-либо другой. Это было похоже на татуировку – не стереть. Он улыбнулся и смягчил тон. – У меня есть друг, который заходил сюда. Правда, это было давно. Лет десять или больше. Магазин по-прежнему называется «Ле тан пердю», но менялся ли у него владелец?
– Нет. Ничего не менялось.
И Бовуар мог в это поверить.
– Так, значит, вы и тогда были здесь?
– Я всегда здесь. Это мой магазин. – Пожилой человек поднялся и протянул руку. – Фредерик Гренье.
– Жан Ги Бовуар. Возможно, вы помните моего приятеля. Он продал вам несколько вещей.
– Да? И что это за вещи?
Бовуар отметил, что человек не спросил имени Оливье – он спросил, что за вещи были проданы. Может быть, владельцы магазинов такими и представляют своих клиентов: тот – сосновый стол, эта – люстра. Он и сам так воспринимал подозреваемых: эта – поножовщина, тот – стрелок.
– Он говорил, что продал вам миниатюру.
Бовуар внимательно смотрел на человека, а человек внимательно смотрел на Бовуара.
– Возможно. Вы говорите, это было десять лет назад. Давно. А почему вы спрашиваете?
Обычно Бовуар вытаскивал свое удостоверение полицейского, но сейчас он не вел официального расследования. И готового
– Мой друг недавно умер, и его вдова интересуется, продали ли вы эту вещицу. Если нет, она хотела бы ее выкупить. Семья много лет владела этой миниатюрой. Мой друг продал ее, когда ему нужны были деньги, но теперь с деньгами ситуация выправилась.
Бовуар остался доволен собой, хотя и не был особо удивлен. Он все время жил с ложью, слышал каждый день кучу вранья. Так почему бы ему и самому не научиться?
Хозяин магазина посмотрел на него, потом кивнул:
– Такое иногда случается. Вы можете описать эту картину?
– Европейская вещь, очень тонкой работы. Вы вроде бы заплатили ему за нее пять тысяч долларов.
Месье Гренье улыбнулся:
– Теперь я вспомнил. Заплатил я немало, но вещь того стоила. Я редко плачу столько денег за такую маленькую вещь. Очень тонкая работа. Польская, кажется. Но к сожалению, я ее продал. Он потом принес еще несколько вещиц, насколько мне помнится. Резную трость, над которой пришлось немного поработать – она треснула. Я ее отдал моему реставратору, а потом продал. Быстро ушла. Такие вещи хорошо покупаются. Прошу прощения. Кстати, я вспомнил его. Молодой блондин. Вы говорите, что его жена хочет вернуть эту вещь?
Бовуар кивнул.
Хозяин магазина нахмурился:
– Наверное, это большая потеря для его партнера. Насколько я помню, этот человек был геем.
– Да. Я пытался быть деликатным. Вообще-то говоря, я и есть его партнер.
– Сочувствую вашей утрате. Но по крайней мере, вы смогли жениться.
Человек показал на обручальное кольцо Бовуара.
Пора было уходить.
«Вот уж определенно le temps perdu», – думал Бовуар в своей машине, проезжая по Шамплейн-бридж. Ничего существенного не случилось, кроме того, что он сообщил, будто его муж Оливье умер.
Он уже почти доехал до Трех Сосен, когда вспомнил, что беспокоило его после разговора с Оливье. То отсутствующее слово.
Припарковавшись на обочине, он набрал номер телефона тюрьмы, и через какое-то время его соединили с Оливье.
– Люди начнут сплетничать, инспектор.
– И еще как, – сказал Бовуар. – Послушайте, во время суда и следствия вы утверждали, что Отшельник ничего не говорил вам о себе, только что он чех и зовут его Якоб.
– Да.
– Близ Трех Сосен большое чешское сообщество, включая и Парра.
– Да.
– И многие его сокровища родом из Восточной Европы. Чехословакия, Польша, Россия. Вы дали показания, что, по вашему мнению, это все были похищенные Отшельником семейные ценности, переправленные им в Канаду во время той сумятицы, что началась с крушением коммунизма. По вашему мнению, он прятался от соотечественников, людей, которых он ограбил.
– Да.
– И тем не менее сегодня во время нашего разговора вы ни разу не назвали его Якобом. Почему?
Последовала долгая пауза.